Обратная сторона вечности
Шрифт:
— Нет! — крикнул Магнус, но уже было поздно. Тварь приподнялась навстречу летящему комку огня, жадно схватила его и буквально всосала в течение нескольких секунд. Она налилась более ярким цветом и зашевелилась активнее.
— Она питается любой энергией, я же говорил! — Магнус был вне себя.
— А что же делать? — растерянно спросил Номмо.
— Если бы я знал.
Рогмо заметил, что отсеченные щупальца потускнели и уже сжались, словно жизненные соки мгновенно вытекли из них. Полуэльф моментально принял решение: он заработал клинком с удвоенной скоростью, не стараясь нанести твари серьезные увечья, но пытаясь отсечь хоть крохотный кусочек щупальца. «Осьминог»
Магнус, может, и был хорошим магом, но он твердо усвоил, что с «осьминогом» нельзя действовать магическим путем, ибо любые заклятия он поглощает как преобразованную энергию. Это был своего рода уникальный накопитель, и если бы не его отвратительный нрав, то он был бы достоин восхищения как одно из самых совершенных творений природы. Но, увы, его совершенство никому не приносило ни пользы, ни радости.
А меченосец из мага был более чем средненький. В поединке с Рогмо он бы не выдержал и нескольких минут, а потому все его усилия, направленные на уничтожение твари, сводились ею на нет.
— Что с тобой? — крикнул он, видя, как позеленело лицо полуэльфа.
— Дрянь такая, царапнула, — прохрипел тот, изловчившись отсечь у «осьминога» изрядный кусок отростка.
— Отходи, я прикрою.
Неожиданно полуэльф расхохотался. Взъерошенный, с серо-зеленым лицом и безумно горящими глазами, шатающийся, он махал мечом с видимым усилием и хохотал.
— Ты что? — испугался Номмо.
— Да если он меня прикроет, нас обоих слопают!
Магнус поджал губы и — видимо, от обиды, потому что об умении речь и не шла, — рубанул с плеча по спутанному комку шевелящихся конечностей. Тварь завизжала почти человеческим голосом, а из большой раны струей хлынула зеленоватая жидкость-кровь. Монстр постоял, пошипел, выражая свое явное отвращение к такому несговорчивому обеду, и стал потихоньку отползать назад, в чащу.
— Хороший удар, — сказал Рогмо не без удивления.
Он уже не почувствовал, как земля куда-то рванулась из-под него и улетела в одну сторону, а он — совершенно в другую…
Траэтаона в очередной раз объезжал Аллефельд, а уставший от бесплодного многодневного ожидания Гайамарт решил прогуляться недалеко от своего дома. Если быть точными, то недалеко от той части пространства, где можно было найти выход в его измерение. Это были живописные места: озеро, заросшее белыми и розовыми лилиями, песчаный мягкий берег — словно и не Черный лес вовсе, не творение рук Кодеша и еще неизвестно кого… Шустрой стайкой пронеслись мимо веселые сильваны, и Гайамарт уверился в том, что никого поблизости нет — ни монстров, ни путников. Ведь пугливый нрав сильванов был известен всем; не стали бы они бегать на виду у чужих.
Гайамарт уселся на поваленном дереве и задумался. Каэтана попросила его дождаться двух путников, которые якобы двигались к нему за советом и помощью. И даже Вечного
Когда он встал со своего места, с трудом распрямил затекшую спину и ноги, кряхтя и растирая поясницу (возраст и постоянное нервное напряжение давали себя знать), его внимание привлек странный, отдаленно знакомый, но позабытый шум. Кто-то ломился сквозь чащу, скрежеща и скрипя в отдаленном подобии пения. Бог прислушался, легкая улыбка скользнула по его уставшему лицу.
— Филгья! Трикстеры меня обедом накорми! Это самые настоящие филгья! Траэтаона-а-аа! — заорал он. Но тут же осекся, чтобы не отпугнуть редких гостей.
На берег озера бодрым маршем выбралась семейка пеньков-филгья.
— Здравствуй, Гайамарт! — весело приветствовал его патриарх. — Не виделись давно, можешь не говорить банальности.
— Неужели я так часто говорю банальности? — рассмеялся Гайамарт, забывший на радостях даже про больную спину.
— Говорил бы, если бы мы виделись почаще. А так редко, но не по своей вине.
— Я рад, я так страшно рад!
— И мы рады! — заскрипели пеньки, приплясывая на плоских ножках-коряжках. — А что у нас есть?
— Что у вас есть?
— Шарик! — И малыш-филгья (которому не так давно исполнилось около шести или семи тысяч лет, ведь филгья живут очень-очень долго при благоприятных условиях) показал ему золотой шарик, блестевший на солнце.
— Где-то я уже видел такой, — почесал в затылке Гайамарт.
Он, может, и вспомнил бы, где именно, но радость встречи перекрывала все остальные мысли, и он не стал нарочно думать о такой безделице.
— Мы идем далеко-далеко! — сказал патриарх. — Мы не задержимся и пойдем дальше. Повещать тебе?
— Если ты будешь так добр…
Филгья некоторое время пристально вглядывался в печальные, в красных сеточках, глаза Гайамарта, а затем ответил тихо:
— Ты еще не очень скоро встретишься с сыном, но скорее, чем обычно случается с существами твоей крови… — прислушался к чему-то, всем туловищем-пеньком наклонившись в сторону, и добавил: — Он, как умел, любил тебя сильнее всего на свете.
— Спасибо, — сказал Гайамарт, прижав руки к груди, — не знаю, как благодарить.
— Нас не за что. Но скоро будет кого и за что, — пропищал пенек-малыш. Мы пошли-помаршировали. До встречи, Гайамарт! Скажи Траэтаоне — на его самый важный вопрос — да! Не скоро, но да!
— И еще, — внушительно произнес патриарх, — к тебе идут трое. У них проблемы, и им нужна помощь. Они на запад отсюда в двух днях человеческого пути.
— Вы давно расстались? — спросил Гайамарт.
— В каком времени будем считать?
— В их, конечно.
— Около получаса или чуть более. Если мы не ошибаемся. Зови Траэтаону и беги помогать. Эти странники нужны нашему миру.
От Гайамарта не укрылось, что филгья старательно избегал слова «люди». Он долго махал на прощание веселому семейству провидцев, чувствуя невероятный прилив энергии и счастья. Добрым знаком было возвращение филгья на Арнемвенд, где их не видели уже много тысяч лет. Внезапная мысль озарила его, и он, пронизав расстояние, очутился возле патриарха.