Обратная сторона войны
Шрифт:
Вертолетный вальс
Мы все чаще бываем на Ханкале. Она обрастает войсками. Там штаб. Формируется группировка. Работы – море. Единственная печаль – это КПП. Вечно дежурный лейтенант, мордатый десантник, пускает нас каждый раз чуть ли не с боем.
– Не положено.
– Вот, пропуска у нас.
– Ваши ожидающие должны встретить, сопроводить.
– Кто встретит, генерал? Ему сюда бежать?
С генералом я перебарщивал. Я даже не знал, кто на базе самый главный.
Мы приезжали на Ханкалу для свободного поиска. Туда-сюда заедем,
Рядом расположилась самоходно-гаубичная батарея из Питера. Как-то подъехали к ним на ночь глядя. Вызвали командира:
– Можешь разок пальнуть?
– Нет, ребята, извините, но у нас перемирие.
– Один раз!
Еле уломали. Бабахнули они наугад, сняли мы вспышку во тьме и поехали. А батарея как давай долбить! Залпами! Мы вернулись опять к командиру. Он азартно потирал ладони.
– Что такое? Перемирие же!
– Не мешайте, ребята. Попали мы. Прямо в логово. Теперь разведка цели дает одну за одной. Давай, огонь!!!
Залп питерских самоходок. Нащупали цель
На Ханкале я познакомился с удивительным человеком, с Серегой, начальником разведки двадцать первой десантно-штурмовой бригады, из Ставрополя. Кстати, до его штаба тоже порой непросто было добраться. В Чечне существовала такая система паролей. Каждый день караулам и командирам дается число. Скажем, «пять». И вот вас на подходах проверяют на вшивость. Выкрикивают одну цифру, а вы должны крикнуть свою, но чтоб в сумме у вас с часовым получилось именно «пять». Если ошибка – пуля в лоб. Так вот, у десантников дежурный солдатик сидел с мегафоном в руке. Завидев нас еще вдалеке, он кричал:
– Стой! Два!
А мы не могли в ответ до него докричаться – далеко. Вот стоим, обычно, переминаемся с ноги на ногу, кричим, пока он нас не услышит.
А Серега… Он не был военным в моем понимании. Очень-очень спокойный.
Вдумчивый, интеллектуальный. Бывало, приедем к нему в хозяйство и беседуем, беседуем ночь напролет. О книгах, о морали, о жизни. Потом десантников перекинули, и мы уже трудились в горах… Словом, прилетаю я однажды с побывки в Чечню. Уже не на «Северный», а прямо на Ханкалу. Выхожу из «Ми-26», а на улице солнышко, травка такая ласковая, весенняя. А на травке десантники с вещами, ждут отлета. Среди них лейтенант мордатый, друг мой ситный с КПП, сидит на деревянном
– Ну что, улетаешь?
– Да, все, домой.
– Слава богу, дождался я, пока тебя уберут!
Мордатый равнодушно пожал плечами.
– Слушай, а дружок мой где, Серега, ваш начальник разведки?
Лейтенант угрюмо похлопал по ящику:
– Вот он, здесь.
– Не понял.
– Цинк это. Гроб. Застрелили Серегу неделю назад. Везу домой.
Эх… Пошел, оказывается, мой товарищ ночью проверять посты. А напротив КПП сад стоял роскошный, яблоневый, вишневый. Весь в цвету. Вот из этого сада Серегу и застрелили. Всего одна пуля. Все. Этот сад приказали вытоптать. Кстати, 135-й бригаде. Выехал Костя Стулов со своей ротой на БМП и сровнял все с землей. Теперь КПП аж с дороги видно, стрелять можно прямо из города, если из снайперки.
Батальон Долговидова тоже стоял на Ханкале. Рядом с вертолетной площадкой.
И вот сидели они спустя пару недель в теньке с летчиками и медсестрами. Пили чай. Вдруг одна говорит:
– Эх, вот бы сейчас вишни попробовать.
Долговидов сразу вызвал разведчиков.
– Ребята, возьмите вон ведро, наберите вишни.
– Ой, у меня и взамен-то ничего нет.
– А вы вальс танцевать умеете? Станцуете со мной?
– Станцую, если музыка будет.
Долговидов подмигнул вертолетчикам:
– Запустите машину!
И вот на бетонной площадке, в мае девяносто пятого, танцевали вальс два человека. Она в туфельках и белом халате, он – в тяжелых сапогах и выцветшем камуфляже. А вместо музыки им шелестел вертолетный двигатель. Почти в такт, во всяком случае, им так казалось.
Обратная сторона войны
Иногда мы уезжаем в Моздок на бронепоезде. Так называют состав из двух деревянных теплушек, двух плацкартных вагонов и трех открытых платформ, на которых растяжками закреплены БМП с развернутыми в разные стороны пушками. А еще стоит зенитная установка для стрельбы по наземным целям. Все это волочет «подкидыш», то есть паровоз. Подкинешь в топку угля – он поедет.
Как-то мы сняли в Моздоке люкс в единственной городской гостинице. Помылись, сгоняли на рынок, купили солений разных корейских, сала, хлеба горячего. Только собрались поужинать, как Вадик Андреев поднял вверх палец:
– О! Забыл! У меня ж граната! Во, омоновцы подарили!
Я не успел сказать «мама», как он вытянул ее из своей рыбацкой жилетки и вдруг испуганно кинул на пустой стол. Ребристая лимонка прокрутилась, как юла, и остановилась. Мы замерли.
– Бляха! Я кольцо оторвал!
Все метнулись. Я даже не понял, как оказался за холодильником. Тишина.
Взрыватель не щелкнул. Пять секунд, двадцать, сорок… Кук лежал на полу в коридоре.
– Что там?
– Посмотри.
– Сам посмотри!
– Вадик! А ну давай!
Вадик, припадая на больную ногу больше обычного, зашагал к столу. Взял двумя пальцами гранату, как заразную, одной рукой открыл дверь на балкон и вышел.
Я подождал минуту, выглянул. Вадик курил.
– Где граната?
– Выкинул.