Обратный счет
Шрифт:
вставками был ей безумно к лицу. Она любила ходить на работу, потому что,
придя в офис, можно повыставляться новой тряпочкой, а еще можно позлить
какую-нибудь Ириночку Звереву тем, что, несмотря на разницу в возрасте почти
в десять лет, выглядишь в сто раз лучше этой самой Ириночки. А еще можно
попить кофейку с девчонками и всласть с ними посплетничать. Да и работу
свою она тоже любила, хоть и держала это от всех в секрете, засмеют. Она
любила
пригласить хороших знакомых попить вина и поплясать дикие танцы под «Бони
эм», а заодно похвастаться новой отделкой кухни или балкона. Она любила
сына, потому что любила. И она любила мужа, потому что дура.
Надя стояла в туалете больницы, закрывшись в пахнущей едкой хлоркой
кабинке, и тихо плакала. Она плакала о счастье, которое только кивнуло,
плакала о жизни, так по-подлому быстро подошедшей к закату. Зачем себя
обманывать? Именно к закату. О сыне, которому она теперь мало нужна, и о
муже, которому не нужна вовсе. О колечках и серьгах не плакала. О них она
всласть поплакала еще вчера, когда разложила их на ворсистом кроватном
покрывале и прощалась с каждым камешком, вспоминая прожитую жизнь.
«А, да ладно… – произнесла она, прерывисто вздыхая и промокая
кончиками пальцев мокрые веки, – ну их, изумруды. Можно и в бижутерии
походить. Сейчас делают прелестную бижутерию».
Дома было темно, сыро и холодно. Она прошлась по всем комнатам,
повсюду зажигая свет. Разбудила телевизор, и он негромко зашептал
новостями. В гостиной включила электрокамин и полюбовалась почти
настоящими язычками пламени на почти настоящих березовых поленьях.
Сейчас придет Андрейка с работы, она накормит его котлетами и
жареной картошкой, и, может, он с ней поговорит. О чем? Какая разница, о чем
он захочет с ней поговорить? Хоть о футболе, хоть о новой графической
программе. Хоть о своих прохудившихся носках.
Однако совсем ты разнюнилась, Надюша. Никуда не годится, подбери
сопли живо. У тебя замечательный сын, и он не обязан всю жизнь возле тебя
сидеть, как приклеенный. Запомни: если он не сидит возле тебя, как
приклеенный, значит ты его правильно воспитала. Понятно? А то!..
Запиликал телефон, и Надя вздрогнула. Трубку брать не хотелось,
наверняка звонит дорогая сестрица. Не ее, Надина, сестрица, у нее ни братьев,
ни сестер не было, а сестрица мужнина. Тем не менее, Надя трубку сняла,
решив закончить все в один день и больше к этому не возвращаться.
Инка вступила с крика, но это никого не удивило. Хотя Надежда и не
ожидала, что Кирилл так оперативно поделится новостями. Значит, воспринял
угрозу всерьез. И Инка тоже, вон как заходится.
– Какая же ты змея! – визжала трубка. – Всю жизнь из Кирюши кровь
пила, на двух работах заставляла работать, а теперь, когда он заболел, то сразу
стал не нужен?! На помойку решила его выпихнуть?
«Ого, – подумала Надежда, – про вторую работу я и не знала… Однако…
Однако мне до этого уже дела нет, а вот милый Кирюша не скажет тебе спасибо,
дорогая, что ты по своей бабьей глупости так его заложила. Хотя это теперь
тоже неважно. Но как она всполошилась! Не хочет, значит, снова проживать с
выросшим братиком».
Инесса была старше брата на одиннадцать лет. После того как от
запущенного аппендицита на операционном столе умерла их мать, сестра
заботилась о Кирилле, как могла, и воспитывала, как это понимала. Инкино
подвижничество папашу вполне удовлетворяло, поскольку он не планировал
обременять себя новой женой, а гулял вольным казаком, выделяя наследникам
некую часть зарплаты на расходы. И Инку это тоже устраивало, ей не нужна
была никакая мачеха – ни злая, ни добрая.
Сама Инка пыталась выйти замуж, но у нее так и не срослось. Ее
властная и нетерпимая натура проявлялась уже на втором этапе знакомства, и
парень быстренько сматывался от подруги, которая постоянно прерывала его
на полуслове, указывая, как и что ему нужно делать, говорить или думать, или
выражалась в исключительно нелестной форме о его мозгах, руках, ногах и о
прочем всем.
У Инки всегда был тяжелый характер, хотя по молодости лет Наде
хотелось с ней подружиться. Не получилось. Наде было это непонятно, она
даже переживала вначале, и плакала оттого, что совсем не нравится
Кирюшиной сестре. Искала в себе несовершенства, пыталась вызвать золовку
на откровенный разговор, хотела что-то выяснить или же объяснить.
А когда стала старше и опытнее, то успокоилась и поняла, что «нравится
– не нравится» тут не при чем. Зависть, ревность и жгучее желание, чтобы все
было «по-моему». По-Инкиному, то есть.
С возрастом Инесса совсем сделалась невыносимой. После того, как ее
под локотки проводили на пенсию, характер ее поменялся настолько, что она
превратилась в желчную мумию, ненавидящую все юное и живое. Так, по
крайней мере, казалось Надежде. И она, не переставая, радовалась, что живет