Обречённые. Том 1
Шрифт:
— Я пошутил, — обернулся Пак и подмигнул пленнику. После чего подошёл к конвоирам и что-то шепнул на ухо — сперва одному, потом другому. Видя, как сереет лицо прокурора, он только усмехнулся: похоже, тот решил, что психованный главарь выбирает для него самую лютую смерть… Но нет, просто убить — действительно слишком просто. Этого мало. Надо, чтобы и остальные узнали, что с ним сталось. Пусть боятся засыпать каждую ночь, пока они на земле Подкуполья! — Ха-ха-ха!!! Как шуточка?
Все четыре глаза, не мигая, уставились в глаза прокурору. В этих глазах, казалось, не осталось ничего, кроме ненависти, она жгла майора раскалёнными углями, и в то же время леденила, как антарктический лёд. Чувствуя, как затягивает пучина невероятного,
Отшатнувшиеся, как от прокажённого, конвоиры увидели другое. Пак впился взглядом в глаза прокурора. Некоторое время тот сидел спокойно. Потом глаза бешено завращались, всё тело забилось, будто под напряжением, на губах выступила и клочьями поползла на мундир пена. Казалось, прочные металлопластиковые путы сейчас порвутся, и обезумевший майор бросится на своих мучителей. Но в этот миг Ольмински обмяк и бессильно откинулся в кресле. Голова запрокинулась назад, глаза закатились, губы раздвинула дебильная усмешка. Миг — и ни с того ни с сего прокурор захихикал: казалось, он сделал кому-то мелкую пакость, и страшно этим доволен.
— Эй, ты чё, с дуба рухнул? — вырвалось у одного из конвоиров.
— Бу-у-у! — взревел прокурор, выпучив глаза. — Бу-у-у!!!
И зашёлся в истерическом хохоте. Его мучила одышка, в груди что-то хрипело, с оттопыренной губы на живот тянулась клейкая ниточка слюны, на глазах заблестели слёзы — но безумный смех не отпускал. И каждый, кто его слышал, боялся себе даже представить, что творится сейчас в мозгу майора.
— Развяжите, — устало скомандовал Пак. Пожалуй, на сегодня экспериментов с мыслеречью хватит. — Доведите до выхода — и отправьте на все четыре стороны.
— А он не…
— Не, — Пак рассеянно махнул клешнёй. Говорить не хотелось. — Он теперь и «му» сказать не может, да и писать — тоже. Чисто Папаша Пуго. Что за Папаша такой? Да родитель мой. Сожгли его эти… падлы…
Подумал — и добавил:
— Хотя мой-то хоть понимал, что ему говорят — ну, когда после краников в себя приходил.
Глава 15. Дорога в никуда
— Спасибо вам, — произнёс Отшельник, когда спуск кончился. Здесь тоже оказался «самогонный» аппарат, как и приличный запас «сырья». Стоило немалых усилий очистить его от пыли, а потом раскочегарить так, чтобы Отшельник не остался без спасительной жидкости. На огромный глаз даже навернулись слёзы. — Отсюда я могу худо-бедно держать под контролем Смоленск, помочь не помогу, но хоть подскажу Петровичу, если что. А тем, кто в Москве, я точно могу помочь. Вам, например. Или… Есть ещё парень, его Пак зовут. Хитрец Пак, или Умный Пак.
— Кто он такой? — тут же спросил Ярцефф. Хотелось надеяться, что он, как Петрович или Мечислав, возглавляет отряд.
— Обычный парень. Но умный, умнее многих. Он понял, что происходит, раньше меня. Если кто и будет драться до конца, это он. Потому что ненавидит их по-настоящему.
— Посмотрим, — разочарованно буркнул Ярцефф. Один боец, даже с выучкой КСО, мало что значит в этой мясорубке.
…Они остановились у неприметного отнорка — снаружи и не скажешь, что там нечто большее, чем крохотная канава посреди груд битого кирпича. Оказалось, вполне даже глубокий лаз, ведущий в обширное подземелье. Последний раз заставив машину дрогнуть, гравиплан замер, стоило мотору замолчать, и упала тишина. Бронедверь открылась, хлюпнув, грязь приняла сапоги Мэтхена, следом спустился
— Парни, выходим! И посмотрите, где можно… Мальчишку…
Крохотный мутантёнок, в которого попали осколки, отчаянно цеплялся за жизнь. Он не умер сразу, как ожидал Мэтхен, а протянул целых два дня, то утопая в океане бреда, то приходя в сознание и крича от боли. Остальные не могли помочь ничем — ни бинтов, ни обезболивающих в аптечке давно не осталось, и даже Отшельник мог лишь немного ослабить боли. Прошлым вечером даже показалось, что он выкарабкается… Увы, мальчуган скончался ночью, во сне, когда, незаметно для всех, открылась едва затянувшаяся рана на бедре. Вынося из салона крохотный, покрытый коростой засохшей крови трупик, Ярцефф избегал смотреть на остальных. Может быть, боялся, что кто-то увидит подозрительный блеск под глазами?
— Командир, а этих что, так с собой и повезём? — Мэтхен спросил — и пожалел. Сейчас, когда капитан в таком состоянии, с него станется сотворить с пленными что-то страшное. По крайней мере, Мэтхен бы за себя не поручился.
— Нет, конечно, — отозвался Ярцефф. — Тут и оставим. Он за ними приглядит.
— А может, взять их, да… — это уже Хухря. Именно она до самого конца заботилась о малыше — по временам казалось, именно она была его матерью. Конечно, только казалось.
— Зачем? Терпеть не могу убивать без нужды. Конечно, патроны и горючка нам теперь не нужны — зато они пригодятся, если мы попадём в западню. Когда нас зажмут, можно сказать: мол, у нас ваш профессор, не выпустите нас, получите всю группу по частям. Как говорится, одна нога здесь, другая там, а голова в Акапулько, ха! Смелость — одно, а глупость — совсем другое.
— А-а, ну тогда другое дело, — нехотя согласилась Хухря, задумчиво мерцая шкурой.
Карты Московского метрополитена у них не было. Возможно, такой уже не существовало в природе — ни в бумажном виде, ни в электронном. Да и чего стоила бы карта полуторавековой давности теперь — когда перегоны и станции где затоплены, где обвалились, а где, наоборот, в породе открылись новые проходимые щели? Новые ходы могли прорыть и местные — последние русские и самые умные из мутантов. Строились и трубы, переплетавшиеся в сумасшедший, никому толком не известный лабиринт. Впрочем, о ней никто и не горевал. Им нужна была одна-единственная, построенная уже в двадцать первом веке станция, название которой ещё можно было прочитать, буквы покосились, заросли грязью, но ещё висели на стене. «Митино».
Тоненькая цепочка людей и мутантов миновала проход, сапоги и ботинки гулко били в раскрошенную лестницу с провалом вместо эскалатора. Пахнуло затхлой сыростью, дышать стало тяжело даже ко всему привычным мутантам. Выдержат ли учёные? Они ведь избалованы чистым, насыщенным кислородом и без вредных примесей, воздухом. Опять же, чем их кормить-то?
— Не волнуйтесь, — пояснил Отшельник, впервые так явно демонстрируя способность читать мысли. — У меня заначка есть. Бочка на двести литров, в ней — синтетическая баланда. Баланда не портится. Не скажу, что вкусно, но с голоду не помрут.
— Они тебя не тронут? — озабоченно спросил Ярцефф. Всё-таки целая толпа очень злых мужиков…
— Само собой, нет.
Спящих без задних ног научных светил, поражённых снотворным, несли без лишних сантиментов. В дыру протаскивали по одному, потом брали вдвоём: один за руки, другой за ноги. Если зад волочился по камням, а куски арматуры рвали штаны, на это никто не обращал внимание. Пусть радуются, что пока не убили!
Станция тонула во мраке, фонари выхватывали лишь ближайшие ступени. Когда прошли в вестибюль, свет стал таять во мраке. Такие залы Мэтхен видел и в Лондоне, и в Эдинбурге, но он и представить себе не мог, что нечто подобное есть и в Зоне. Впрочем… Если тут была великая индустриальная держава, уж в своей-то столице метро построить она могла. Мэтхен усмехнулся: историку судить по сегодняшнему дню о прошлых эпохах непростительно.