Обречённые. Том 1
Шрифт:
А для Ярцеффа метро стало откровением. Он рассматривал широченный зал, плиты, которые, если протереть ногой, ещё блестели, сломанные турникеты и эскалаторы, погасшие электронные часы, причудливые своды, замерший на вечную стоянку древний состав. Конечно, он потерял былой лоск, корпус местами проржавел насквозь, стёкла, которые не выбили, заросли слизью и жирно блестели под лучом фонаря. Прогнили в труху и сидения. Но плафоны с лампами, сами сидения и сохранившаяся на стене схема метро свидетельствовали: поезд предназначался для пассажиров.
— Ни хрена себе, — пробормотал он, сверяя схему и показанные на ней очертания реки с навигатором. — Выходит, можно в любую
— Эта станция уже в двадцать первом веке построена, — отирая слизь с расколотой, отвалившейся от стены плиты, произнёс Мэтхен. «Станция открыта…» — ещё можно было прочитать на плите. — А самые первые, я слышал, строились ещё до Второй Мировой… Кстати, самые красивые — именно старые станции, в центре. Впрочем, скорее всего, их уже затопило — они ведь самые глубокие… Отшельник, куда теперь?
— Тут есть одна подсобка… Там раньше был склад запчастей для эскалатора. Кое-что мне пригодилось… Чтобы аппарат смонтировать.
— Который пойло гонит? — изумлённо спросил Мэтхен. Ему всегда казалось, что без заводского оборудования получить адское зелье невозможно.
— В общем, да. Немножко по-другому, чем на заводе, а результат почти тот же. Меньше энергии тратится. Пришлось пораскинуть мозгами…
— Отшельник, а зачем тебе вообще эта дрянь?
Мудрец смущённо потупил глаз. Наверное, это было не то открытие, которым стоит гордиться. Но всё-таки решился, не считая возможным скрывать от друзей.
— Это долгая история, Мэтхен. Началось с простого любопытства. Я когда маленький был, к пойлу не прикасался. Боялся, что мне голову проломят, а драться никогда толком не умел. И всё мне было любопытно — что, да как, да почему… А когда впервые увидел людей Оттуда — хоть и жили мы в глубине Зоны, порой туристы и туда лезли — стало мне интересно, отчего мы такими стали. Не потому, что кому-то рассказать хотел, тем более не мог и не собирался ничего менять. Это мой мир, я привык к нему. А будет что-то новое, думал я, придётся заново осваиваться, своё место искать…
— И как ты узнал? — спросил Ярцефф. Кто бы мог подумать, капитану было интересно и это.
— Про воздух я понял, когда кто-то из туристов потерял кислородную маску. Там ремешок лопнул, её и выбросили, надели новую, а фильтр ещё работал. С едой и водой вышло потруднее, всё, что эти бросали, наши тут же подмели. Но крошки от хлеба и остатки коктейля в банке — нашёл. С едой и воздухом было понятно, а вот пойло… Я решил, что именно в нём весь секрет. Надо было достать образец… К краникам уже не пускали, место моё заняли, как поняли, что я не пью. Тогда я стал думать, откуда оно берётся. Говорили — посылают из Забарьерья, но тамошний коктейль совсем не такой. Помогли книжки — я искал их в развалинах, как только читать научился, потом и Биг стал помогать.
— А кто тебя читать учил?
— Да что там учиться, букварь из развалин мальчишки достали. Сами-то ни черта не понимали, а мне всё просто было. Как только понял, что буквы повторяются, и на каждую букву слово с картинкой подписано… Нет, это-то просто было. Вот латинский алфавит по надписям на пивных банках расшифровывать… Впрочем, и тут ничего сложного, когда принцип знаешь.
Отшельник выпрямил гипертрофированную голову, даже выпятил хилую грудь. Этим открытием он действительно гордился. Мэтхен улыбнулся — но уважение к мудрецу только выросло. Тот сумел сделать то, чему в Заберьерье учат с помощью новейших психотехнологий опытные преподаватели, и учат годами, сам. Всего за несколько дней. Вот это Разум!
— Если б не пособие по биохимии для
Отшельник удовлетворённо потёр хилые, анемичные ручки. Он уже устроился в кресле, к которому тянулся тонкий, явно бывший некогда капельницей, шланг. Игла проржавела так, что сломалась, едва Отшельник её коснулся. Он нетерпеливо оторвал её от капельницы, теперь можно было пить, только вставив капельницу в клювик. Ничего, есть и запасные.
— Помогите! Вон там надо открыть вентиль, а там отодвинуть заглушку для поступления сырья. Этот аппарат я раньше делал, когда был ещё в силах. Там-то у меня усовершенствованный остался… Ага, вот так.
Агрегат заработал, внутри что-то забулькало, заскрежетало. Мэтхен не мог взять в толк, откуда берётся энергия, наверное, в роли ГЭС работал струившийся по коллектору под подсобкой поток нечистот. Вряд ли у Отшельника в заначке имелся генератор на холодном термоядерном синтезе. Хотя кто знает, кто знает… Подкуполье не раз опровергало представления о возможном.
— Сейчас первая порция пройдёт синтезатор… Итак, оказалось, что всё дело в пойле. Именно оно лишает генокод устойчивости, провоцируя спонтанные мутации. Я выделил вещество, которое оказывает сильнейшее мутагенное воздействие — особенно на потомство. Причём на мужчин больше, чем на женщин. То есть если мужчина примет его перед половым актом, вероятность мутации потомства выше, чем если примет женщина. Ну, а если оба — она практически стопроцентная. Вещество способно накапливаться в организме — как радионуклиды, а выводится лишь частично, и через много лет, не раньше. С каждым новым употреблением концентрация в организме повышается — вероятность мутаций растёт. Даже если пил или пила когда-то раньше, хоть много лет назад, есть шанс зачать мутанта. При наследовании мутации иногда теряются, зато добавляются новые. Происходит суммирование отклонений…
Мэтхен поёжился: нынешние подкуполяне не расставались с пойлом уже семь-восемь поколений. А стоит вспомнить, что и сам, пусть всего один раз, принял адского зелья…
— Это не всё. Частое употребление приводит к мутациям у самого человека… или не человека. Дело не только в этом веществе, но и в других компонентах. Прежде всего, пойло вызывает стойкое привыкание, не слишком сильное, но при ежедневном употреблении в течении полугода — необратимое. Привыкание вызывает входящий в состав пойла синтетический наркотик. Он очень сильный, вдобавок в чистом виде ядовитый.