Обречённые. Том 1
Шрифт:
Глава 8. Бойня на заводе
Раздалось громкое хлопанье крыльев, из редеющей мглы показался неясный абрис. Светало, догорающие отблески пожаров тонули в свинцовой серости рассвета. С каждым мгновением бьющая крыльями фигура становилась отчётливее, пока, наконец, рядом с Мэтхеном не опустился Петрович.
— Они закончили осмотр посёлка, — начал краткий, но обстоятельный доклад старший мастер. — Капитан устроил им несколько неприятностей, но завод охватывают с трёх сторон. Большая часть сил пойдёт на проходную и в центр завода: им передают танки с остальных направлений. Думаю, попытаются пройти
— На флангах, — подсказал Мэтхен.
— На флангах, — послушно согласился Петрович. — Главная опасность — в центре. Если не удастся их сдержать… Ярцефф передал, что будет действовать в тылу, уничтожать командиров и технику. Просил стоять до конца.
«А то я не понимаю!» — Мэтхен даже немного обиделся. Если план Ярцеффа осуществится, всё будет зависеть от гранатомётчиков. Но самих гранатомётчиков обязаны прикрыть остальные, ведь в них начнут стрелять и пехота, и пулемёты на «Хамви», и остальные. Если хоть один даст слабину, противник вырвется из капкана и развернётся — пиши пропало. С такой прорвой солдат и техники они не справятся. Наступит черёд женщин и детишек, жмущихся друг к другу в заводских подвалах, со страхом глядящих на дрожащие перекрытия. Наверняка они вслушиваются в грохот разрывов и пушечные выстрелы, пытаясь понять, что происходит там, где остались поселковые мужики, и где сейчас бушует смерть.
«Странно, — как только выдалась свободная минутка, подумал Мэтхен. — Отчего я думаю о них, как о людях? Женщины, дети? Почему не самки и детёныши?» Но факт остаётся фактом — именно они были его народом, а Подкуполье — его родиной. И эта родина в опасности. Да что там — в опасности! Если те, кто, наверное, уже отрапортовали о захвате города Smolensk и его «очистке от мутантов», добьются своего, подкупольский народец перестанет быть. Тут не действуют привычные правила войны, для «чистильщиков» нет разницы — мужчина, женщина или ребёнок, солдат или не солдат. Они уничтожат всех, ликвидируют и само Подкуполье. После того, что, по словам одного беглеца, случилось в Рудненском посёлке, никто в этом не сомневается.
«И после всего этого вы считаете себя людьми?! — с яростью подумал Мэтхен. — Да вы большие чудовища, чем Биг!» Воспоминание о незаурядно умном Чудовище согрело, прибавив уверенности. Где-то он сейчас, жив ли, или погиб, попав под первый удар? Почему-то Мэтхен был уверен, что Чудовище будет сражаться до конца.
«Биг погиб, — впервые за много месяцев ожил в голове голос Отшельника. Старчески надтреснутый, усталый, подавленный горем — подземный мудрец здорово сдал. — Бедный мальчик… Войска из Забарьерья наступают по всей границе, они не щадят никого… Готовятся уничтожить не только нас, но и Подкуполье, как таковое».
Всё верно, тыла в этой войне не будет. Но какой смысл сопротивляться, если они окажутся в кольце? Мысли скакали перепуганными зайцами — и, конечно, для Отшельника не составляли тайны.
«Я же сказал, они убивают всех! — гнев ненадолго потеснил старческую хрипотцу, заставил голос мыслеречи налиться силой. — Ты понял? Всех, кто тут живёт! И само Подкуполье уничтожат! Кто уйдёт в подземелья, — выловят, вытравят газами! Один выход — драться!»
Ага, драться. Чем?! Ярцефф говорил, боеприпасов на один настоящий бой. А потом?!
«Всё равно держитесь. Пока вы отбиваетесь, они не убьют детишек.
«Хотим поймать их в засаду на заводе, — понимая, что Отшельник наверняка прочитал мысли, не стал таиться Мэтхен. — Но это, если все сразу въедут в западню, а их командир, похоже, догадывается. Эта дурацкая атака…»
«Понял. Попытаюсь повлиять на этого полковника, хоть и трудно с забарьерцами работать, и другим надо помочь… Желаю вам увидеть следующий рассвет».
От пожелания на душе потеплело. Но… чёрт возьми, получается, они — не единственный очаг сопротивления?
«Есть ещё паренёк, — устало прошелестел голос. — Он из наших, подкупольских, молод и наивен, но понял всё правильно. Хитрый Пак его зовут, если встретитесь — помогите ему. Но сейчас он… далеко, и ему ещё труднее».
«А ещё кто? Кто может сражаться?»
«Боюсь, больше никто, — не стал темнить Отшельник. — И всё равно, каждый, готовый сопротивляться, для них — уже проблема. Постарайтесь сохранить бойцов!»
Короткий, почти мимолётный контакт с чужим разумом оборвался.
Мэтхен поднёс руку к голове, чтобы по привычке взъерошить волосы — но рука скользнула по мокрой и грязной ткани, хоть как-то спасающей от инфракрасных датчиков. Да-а, новости. Выходит, и правда началось, как последний раз, судя по учебнику, здесь было в 1941-м. Но есть и разница. В отличие от двадцатого века, сражаться нечем. И, если совсем честно, некому, даже мимолётный успех-однодневка мало что изменит в общем стратегическом раскладе. По всем правилам военной науки, самое время поднять руки (лапы, ласты, копыта, ложноножки — у кого что) кверху и просить пощады, уповая на пресловутое международное право.
Международное, ха! Проблема не в том даже, что его полтора века как нет, потому как нет его равноправных субъектов. Просто никто не считает жителей Резервации ни народом, ни людьми. Ни даже животными, в защиту которых частенько поднимает вой Гринпис. Началась не «война по правилам», даже не «тотальная война», за которую судили нацистов. Даже Гитлер со товарищи не планировал уничтожить целый мир с его флорой, фауной и разумными (ну, пусть относительно разумными, ведь речь — уже признак разума) существами, с его рельефом и микроклиматом. Даже в те времена, сдаваясь в плен, можно было на что-то надеяться, но тут…
Вот именно. Никаких иллюзий. Никаких неясностей. Никакой пощады. Смертельная резня, в которой в плен не берут и не сдаются.
Как историк, Мэтхен знал: последний раз по таким правилам боролись неандертальцы и кроманьонцы. Позже ничего подобного не было и близко.
— Готовьсь! — грянуло в древних наушниках, стареньких рациях и новейших кристаллофонах на эпсилон-излучателях. — Беглым по заводу — пли!
И дрогнули от грохота развалины, рассветный полумрак расцветился высверками дульного пламени, трассами очередей, сполохами разрывов и кляксами дыма, пыли и обломков… Проваливались внутрь себя или разлетались обломками стены цехов, напалмовое пламя вставало над развалинами, словно земля и небо поменялись местами, сверху сыпалась земля. Время от времени в этот ад влетали огневеющие болиды ракет — и их разрывы терялись в общем буйстве огня и обломков, казалось, посланцы орбитальных космобомбардировщиков бесследно исчезали в непроглядной круговерти. Смешиваясь со смогом, дым создавал непроглядную пелену.