Обрученная с ветром
Шрифт:
Сначала она протестовала. Бормотала, что это не совсем извинение. Но быстро забыла о своих словах.
Потому что он любил ее, и никогда по-настоящему не любил никого другого. Потому что ее пронзили самые приятные ощущения, и потому что она не могла больше перенести мучительного наслаждения.
Она пыталась приподняться. Дотронуться до него. Погладить его руки, его спину. Коснуться его плеч. Она нежно покусывала их, омывала языком.
Встретила его взгляд и улыбнулась.
И почти умерла, когда он
И при этом шепот его коснулся ее ушей.
— Прости меня, любовь моя!
И этого было достаточно. Она от всей души простила его.
Через несколько минут они лежали, все еще сплетясь, задыхаясь, наслаждаясь тесными объятиями. Она встретила его серебристый взгляд и улыбнулась.
— Ну вот, ты почти прощен, — чопорно заявила она.
Он ухмыльнулся, теснее прижимая ее к себе.
— Почти! Обратите внимание, герцогиня. Никогда в жизни мне не приходилось ползать на коленях так старательно.
— У тебя совершенно особая манера ползать на коленях, — заверила она.
— Тебе она не понравилась?
— О, понравилась, понравилась! — прошептала она. — И все же было бы приятно увидеть что-нибудь более традиционное, например, голову, склоненную до земли.
— Если я склоню голову до земли, — предупредил он, — ты тоже окажешься на земле.
Она положила голову ему на грудь, улыбаясь в темноте. Никто не смог сломить в нем упрямства. И она подумала, что ее это не слишком огорчает.
Пальцы его перебирали ее волосы. Потом ладони обхватили ее лицо.
— Снова! От всего сердца, леди, я прошу у вас прощения! — пылко произнес он.
Она резко вздохнула. Встретилась взглядом со страстным серебром его глаз.
— От всего сердца! — нежно сказала она. — Я прощаю вас.
Он приподнял ее в нежных объятиях.
— Тогда отдыхай. Нам рано вставать, а рассвет уже почти наступил.
Она лежала, прижавшись к нему, ее мягкие волосы, словно шелк, ласкали его обнаженное тело. Щека лежала на его груди, и отбившийся медный завиток щекотал его подбородок. Он пригладил его.
— Ах, Роза! Как я хотел быть с тобой, — пробормотал он. — Клянусь, никогда в жизни я не знавал большей красоты, ни души, ни тела.
Он помолчал.
— Роза, я люблю тебя, — прошептал он.
Он ожидал ответа, но не получил его. Он неудобно вытянулся, стараясь взглянуть в ее лицо.
Она спала. Губы были приоткрыты и изогнуты в чуть заметной улыбке, лицо было таким невероятно красивым и таким спокойным. Она не слышала его слов.
Он нежно улыбнулся. Пусть отдыхает. Им предстоит долгое путешествие. Путешествие за правдой.
ГЛАВА XIX
Роза не представляла себе, что возможно такое счастье, такое умиротворение.
Недели в море были прекрасны. Дни стояли ясные и мягкие, и было чудесно просто сидеть
Возможно, небо всегда было такое нежно-голубое, возможно, океан — столь же синий, возможно, даже солнце и раньше сияло столь же ярко.
Или, может быть, солнце, которое сейчас касалось ее своими лучами, было другим, и другим — из-за Пирса.
Когда он на борту корабля, думала Роза, капитан — он. Он передал эту должность Нименсу, но каждое утро вместе с ним стоял у рулевого колеса. Роза поняла, что они старые друзья, и была счастлива.
Но самым большим счастьем для нее было видеть Пирса с сыном. Она даже представить себе прежде не могла, что такой мужчина, как Пирс — сплошные мускулы, и горячность, и дело, — может быть таким прекрасным отцом. Он любил лежать на широкой койке в капитанской каюте с малышом, ползающим по нему. Он снова и снова подхватывал Вуди, раскачивал его над лицом и вызывал его смех. Он был бесконечно терпелив, помогая размять кусочки еды для Вуди, и, похоже, его нисколько не беспокоило, если еда иногда выплевывалась ему в лицо.
Даже если бы она не любила его, она все равно могла бы простить ему все, что угодно, только за выражение лица, с которым он наблюдал за сыном.
Итак, в открытом море они чудесно проводили время, играя с Вуди и лежа вместе на солнце, пока ребенком занимались Мэри Кейт и Дженни.
Потом наступали ночи, и ночи были прелестны. Море становилось бархатной чернотой, и только тусклый свет фонарей и свечей корабля просачивался сквозь нее. Тогда она могла смотреть, как он входит в каюту.
Она могла видеть, как одежда спадает с его широких плеч и падает на пол.
И ей становилось тепло, и она начинала дрожать, ожидая, предвкушая…
И он приходил к ней, обжигая ее обнаженную плоть своей плотью, и любил ее.
Он рассказывал об ужасных днях, когда был захвачен испанцами, а она рассказывала ему, как она мучилась, когда считала его мертвым, как умоляла короля позаботиться о том, чтобы обелить его имя, о том, как в конце концов решила, что ей необходимо вернуться домой и там набраться сил для возвращения в Англию.
Они многим делились в объятиях друг друга в этой бархатной темноте.
— Отец действительно был на высоте, — сказала ему Роза. Она вздохнула. — Отец — хороший человек, по-настоящему хороший человек. Знаешь, это не он придумал для тебя всю эту работу.
— Конечно, нет. Это ты придумала, — весело сказал Пирс.
Она оперлась на локоть, отыскивая в темноте его глаза.
— И, Пирс! У меня есть для тебя сюрприз, — сказала она. — Отец все знал! Когда мы уезжали, он поцеловал меня в щеку, а потом подмигнул и просил передать моему мужу, чтобы он был осторожен!