Обручник. Книга вторая. Иззверец
Шрифт:
– Пошли!
И Аспирант??? обрадовался.
Значит, разобрались.
И теперь, если не попросят прощения, то хотя похохочут над его нынешним внешним видом.
Они пересекли коридор наискось, и Аспирант, сам того не ожидая, оказался в «аквариуме».
Только не вовне, как было всегда, а внутри его.
На полу им увиделась пуговица.
Может, она как раз и принадлежала Оракулу.
Куда ее спрятать, коли карманов на больничной паре нет.
Сунул в рот.
Пуговица горчила, словно был не до конца кем-то допользованной таблеткой.
Еще – и
Поднял.
На нем – в ряд – стояла колонка цифр: «04, 05, 06, 07, 17».
Аспирант, сперва сугубо равнодушно подержал их в сознании, потом, встрепенувшись памятью, повторял цифры вслух.
Это же цифровые предсказания Оракула. Только трудно сейчас сопоставить, что за чем должно следовать.
Сперва, кажется, будет война.
Да, да, война.
На Востоке.
На четвертом году нового столетия.
Потом…
В это время дверь в ту комнату, из которой он общался с Оракулом, открылась и в ее проеме оказалась чем-то напоминающая заоконный тополек девушка.
Она, видимо, нажала на рычажок переговорного устройства, и усиленным им голосом, произнесла:
– Ну что, начнем с завтрашней погоды?
Волосы – дождем – спадали с ее головы.
– А вы хотите пригласить меня на загородную прогулку? – спросил он.
Девушка подсмутилась.
– Возможно… – промямлила. Потом поинтересовалась: – Как вы спали?
И тут он отчетливо понял, что это тоже аспирантка с кафедры.
Но почему он ее никогда не видел?
Или все, что с ним происходит, находится в другой плоскости реального времени?
– Спал? – переспросил он. – Странно… Неужели это понятие еще живет на Земле?
Он увидел, как девушка поежилась, не догадываясь, что он ей подыграл.
– Хотя, – продолжит он, – завтра будет ветер с дождем. Нет, наоборот, дождь с ветром.
Она полуулыбнулась.
– А в тысяча девятьсот четвертом году…
Девушка подалась вперед:
– Что тогда произойдет?
– Вы выйдете замуж.
Она болезненно усмехнулась, и он уточнил:
– Во второй раз.
Ощущение присутствия песочных часов неожиданно его покинуло и наступила реальность иного времени.
– Скажите профессору Бармину, – зашептал он, что аспирант…
В это время дверь за спиной девушки бесцеремонно распахнулась, и даже с закрытыми глазами можно было сказать, кто припожаловал.
Конечно же, главный врач.
Он глянул на Аспиранта так, словно видит его впервые.
– Опять предсказал что-нибудь аховое?
Она облизала сразу ставшие сухими губы.
А Аспиранту хотелось крикнуть, что он далеко не Оракул. Это сходная одежда делает всех тут, можно сказать, на одно лицо.
Но не крикнул.
Он не знал сценария, по которому должен работать во благо науки.
Потому произнес, обратившись к девушке:
– Ваша кисть отвергает почти все отпечатки.
И она отдернула руку.
– А меня, – продолжил он, – всегда злит никчемная затрапезная красота, выдаваемая за эталон совершенства.
Девушка смутилась.
И вдруг, сам не зная зачем,
Аспирант начал читать стихи:
КвадратнымиИ, без продыху, чтобы не дать возможности хоть что-то, но трезво осознать, забубнил уже в прозе:
– Эти глухонемые похороны характеризовали дань времени: ни зевков окрест, ни приличествующих, но причитаний. Будто человек уходил не в иной мир, а оставался в этом. Только на правах притаившегося спящим соглядатая.
– Ну что, коллега, скажете? – обратился главный врач к девушке.
Она продолжала тлеть щеками.
Все последующие дни Аспирант повторял все то, что ему в свое время говорил Оракул, только всякий раз намекая, что добровольно не уйдет из жизни, потому как христианин и точно знает, что род самоубийц до десятого поколения будут преследовать незаслуженные беды.
Но, тем не менее, однажды – в этом же «аквариуме» его нашли с простреленной головой. Рядом лежал браунинг.
Кто и когда передал ему оружие, так и осталось тайной. А следствие констатировало именно самоубийство.
И только та девушка-аспирантка, что сейчас готовилась стать женой главврача психбольницы, была уверена, что ее коллегу попросту убили.
«Убрали», как это принято квалифицировать последнее время.
Свадьбу откладывали из-за поста, который на сей раз был неимоверно длинным.
А через два месяца началась война. С Японией.
Шел тысяча девятьсот четвертый год.
Год кончины Антона Павловича Чехова.
Глава первая. 1901
1
– Давайте начнем с того, с чего приличные люди кончают.
Говоривший ждет естественного. В этом случае вопроса. Но его не следует.
– Вы спросите с чего начнем именно? – краснобай явно хочет расшевелить своего не очень разговорчивого собеседника и, видимо, поняв, что ему это не удастся, говорит то, что можно сформулировать менее витиевато: