Общая теория права. Учебник
Шрифт:
Феноменологический подход позволяет понять право не через его определение, выводимое из априорной посылки путем умозаключений (рационализм) или являющееся обобщением конечного числа опытных данных (эмпиризм), но через раскрытие и описание собственной структуры права, в которой выражается его эйдетический (сущностный) смысл.
Выявляемый в процессе феноменологической редукции эйдос права как феномен человеческого сознания представляет собой идеальную сущность. В данном аспекте право, как и любая идеальная сущность, вневременно и внепространственно, лишено какого-либо конкретного социокультурного содержания. Однако как реальное явление право всегда существует в виде действующей конкретноисторической правовой системы, в рамках которой эта идеальная умопостигаемая сущность права наполняется конкретным социокультурным содержанием.
Из сказанного вытекает необходимость
Выявление и описание эйдетической структуры права происходит в процессе его феноменологической редукции. Для этого необходимо «заключить в скобки» все то, что обладает «двусмысленностью» или даже «многосмысленностью», а следовательно, не является очевидным для сознания как выражающее эйдос права. Такой неопределенностью смысла обладают нормы, которые могут быть как нормами права, так и нормами морали. Для того же чтобы усмотреть эйдос права в правовой норме, необходимо сначала выявить, что в ней есть правового. Усмотрение права в выражении государственной воли также не будет с очевидностью для сознания являть эйдос права, так как далеко не всякое выражение государственной воли есть право. Попытка увидеть эйдос права в принуждении опять-таки не увенчается успехом, потому что правовое принуждение – частный случай принуждения как такового, и т. д.
Непосредственно правовой эйдос выражается лишь в правомочии. Правомочие несет в себе тот единственно возможный, очевидный для сознания смысл, который позволяет любое правомочие идентифицировать как правовое. Эйдетическое «первородство» правомочия невозможно рационально доказать, но его можно показать и описать, поскольку оно только и раскрывается через описание эйдетически взаимосвязанных элементов правовой структуры.
Итак, центральным элементом правовой структуры является правомочие, т. е. наличная возможность субъекта свободно (тем или иным образом) действовать в определенных социально признанных (нормативных) границах и требовать от других действий, соответствующих правомочию. Следовательно, правомочие выступает как социально оправданное притязание. Притязание по своей природе является действием, поведенческим актом, такую же природу имеет и субъективное право. Притязательным характером правомочия определяется его коммуникативная направленность. Правомочие всегда предполагает наличие субъекта, способного воспринимать правовую информацию, содержащуюся в правовых текстах, и действовать соответственно правомочию. Реализуя свое правомочие в активной или пассивной форме, т. е. действуя или бездействуя, управомоченный регулирует поведение других (обязанных) субъектов. Возможность определять поведение других субъектов называется властью. Правомочие, как и право в целом, оказывается неразрывно связанным с властью, и правовое отношение всегда является тем или иным вариантом коммуникативного властеотношения.
Совокупность взаимосвязанных правомочий образует субъективное право – социально признанную меру возможного поведения конкретного субъекта, обеспеченную правовыми обязанностями тех субъектов, которые находятся в коммуникативном пространстве управомоченного. Правовая обязанность – это мера должного поведения субъекта, определяемая социально признанными притязаниями управомоченного. Правовые обязанности имеют сложную структуру и могут носить или пассивный характер – обязанность не мешать действиям управомоченного субъекта, или активный характер – обязанность совершить определенные действия в интересах управомоченного. В этом смысле правомочие также невозможно без поддерживающей его обязанности, как север невозможен без юга, а правое невозможно без левого. Использование сравнения в данном случае имеет место потому, что опять-таки логически обосновать и доказать необходимость существования описанной выше связи правомочия и обязанности нельзя, в этом можно лишь убедиться, увидев наличие такой связи, т. е. познав ее эйдетически.
Коммуникативная связка «правомочие – правовая обязанность» образует ту эйдолу (неполный эйдос, по терминологии А. Ф. Лосева), из которой, как лучи от звезды, исходит энергия правового смысла, включая в свою орбиту то, что в совокупности и образует эйдос права.
Так, правомочие всегда предполагает его носителя, т. е. правового субъекта. Правомочие (правовое притязание) не может существовать «само по себе», оно всегда «чье-то». Основным субъектом права является человек, понятый не как телесная субстанция, а как обладающая коммуникативными социопсихическими способностями личность, персона. Именно наличие данных способностей позволяет человеку вступать в правовую коммуникацию, воспринимая и интерпретируя содержащуюся в правовых текстах правовую информацию и обнаруживая свое небезразличие к ее ценностному содержанию.
Отнести какое-либо действие к правомочному, а следовательно, социально оправданному можно только при его соответствии правовой норме, которая сама выводится из правовых текстов, являющихся ее информационным источником. Правовая норма есть, таким образом, критерий оценки действий субъекта как правомочных. Иными словами, правомочие является правомочием, а обязанность – обязанностью только тогда, когда они «нормативны», т. е. вытекают из общезначимых, т. е. признаваемых обществом, а потому общеобязательных, правил поведения – правовых норм. Правовая норма всегда предстает как явление ценностное, т. е. как то, что интеллектуально-эмоционально опознается субъектом как имеющее позитивное социальное значение. Таким образом, правомочие как определенное поведение и форма такого поведения всегда имеет текстуальный нормативный смысл и ценностное значение, что и делает его социально оправданным, т. е. соответствующим общезначимым и общеобязательным правовым нормам. Следовательно, обладателем правомочия может быть только такой субъект, который способен понимать смысл обращенной к нему правовой нормы, интеллектуально-эмоционально переживать его ценностную значимость и самостоятельно действовать в соответствии с ним.
Социально признанные, т. е. имеющие социально-ценностное значение, правовые нормы следует отличать от норм, признанных всеми. В любом обществе имеются субъекты, не считающие для себя необходимым исполнять обязательные для всех нормы, но и они знают, что от них требуется их соблюдение, поскольку это установлено в данном обществе, данном государстве, поскольку сами нормы объективно, в силу своей общезначимости, имеют такое общеобязательное значение. Следовательно, факт нарушения правовой нормы отдельными субъектами не свидетельствует о том, что правовая норма утратила свою общезначимость.
Правовые нормы определяют границы социальной свободы индивидуумов, устанавливая их права и обязанности, причем неисполнение последних может быть связано с возможностью применения к правонарушителю принудительных мер воздействия.
Из изложенного следует, что право невозможно свести только к «установленным» нормам, хотя бы и установленным государством, потому что правовые нормы нетождественны законодательным текстам. Правовые нормы формируются как интерсубъективные, общие для всех и каждого, феномены, существующие в правовом сознании общества как результат осмысления и оценки правовых текстов, в том числе текстов законов, и определяющие поведение социальных субъектов. В правовой коммуникации норма выступает связующим звеном между правовым текстом как информационным источником правовой нормы и правовым отношением и не существует отдельно от них. Динамика этих отношений, их переход от одной стадии к другой, может осуществляться по-разному, но без правовых отношений нет права, как нет его и без правовых норм.
Итак, правовой текст не следует отождествлять с нормой права. Нельзя сказать, если принять изложенные выше аргументы, что «в законе содержится норма права». Такое выражение будет научно некорректным, хотя оно допустимо на практике, где под «нормой права» фактически понимают нормативные правила, закрепленные в тексте. В законе как в правовом тексте может, строго говоря, содержаться лишь правовая информация (нормативная информация), а норма права возникает через интерпретационную и поведенческую деятельность субъектов как реализуемое в их наличном поведении должное.