Общество потребления: мифы и реальность.
Шрифт:
Нужно также вспомнить наказ Д. Менделеева и позаботиться о том, чтобы не оставить потомков без химического сырья.
Каждый вправе пользоваться автомобилем в наш автомобильный век. Как говорил герой романа И. Ильфа и Е. Петрова, автомобиль — не роскошь, а средство передвижения. Он остается наиболее удобным средством передвижения от пункта А к пункту Б, особенно если они не связаны непосредственно прямой линией общественного транспорта.
Однако, как показывает опыт общества потребления, автомобиль коварен. Из средства передвижения он в глазах некоторых и на глазах у всех может превращаться в материальный символ успеха в жизни и льстить тем самым тщеславию. Ведь
Еще одна сторона коварства автомобиля — в лести собственному «я» его владельца. Человеку за рулем может казаться, что он расширяет пределы собственной власти, он может вообразить себя покорителем пространства. Автомобиль раздувает его мнение о самом себе. Замечу, что в Соединенных Штатах, где водят машину практически все, отношение водителей к пешеходам — предупредительное, поскольку перепад в статусе исчез: любой пешеход через минуту может оказаться за рулем.
Сразу изменить восторженное отношение к автомобилю на функционально-утилитарное скорее всего невозможно. Наверное, как корью в детстве, некоторым придется переболеть этим восторгом, прежде чем первоначальный роман перейдет в спокойные деловые отношения. Тут, конечно, обсуждение проблемы в печати поможет отыскать истину.
У нас нет детройтских корпораций с их общественно опасным своекорыстием. У нас нет рекламы авточудес. Наш утилитарный автомобиль производится как товар длительного пользования, рассчитанный на многолетний срок эксплуатации, а не на замену его новой моделью через два-три года. Мы не суем под капот «тигра», где достаточно «оленя». И, нет худа без добра, многие жертвы автострасти вскоре узнают, что обладание их мечтой не равнозначно счастью и блаженству, скорее наоборот, сулит горести вроде трудностей ремонта или поисков гаража, а то и просто стоянки.
Одновременно у нас продолжают развиваться системы городского общественного транспорта.
Автомобиль — пример, и, пожалуй, важнейший, поисков модели разумного потребления. Можно ездить на автомобиле, но нельзя допускать, чтобы он на нас ездил.
Бизнес и совесть
В Соединенных Штатах популярна игра «Монополия», больше у детей, поскольку взрослые играют в жизни, но в определенной мере и среди взрослых. Игра знакомит с основами капиталистического хозяйствования.
Задача игрока — обеспечить себе монополию и тем самым победить партнеров. В игре, как и в жизни, успех приносит сочетание удачи, риска и расчета. Случайность удачи обеспечивается в «Монополии» бросанием костей: сколько выпадет очков, на столько квадратов вперед двигает игрок свою фишку на поле игры. Квадрат, в который она попадает, дает условия дальнейшей деятельности, и тут уж вам самим решать, построить ли на данной территории доходный дом, отель или заводик. Последствия этого решения скажутся в дальнейшей игре и повлияют на поведение партнеров. Игрок сам балансирует риск и расчет. Чем больше риск, тем больше шансов разбогатеть, но одновременно и больше шансов пойти по миру.
Монополия обеспечивается путем
Бывает, попадаешь и в тюрьму. Но найдешь средства — сам себя выкупишь. Какие-то важные стороны капиталистической действительности «Монополия» в самом деле отражает.
В начале игры каждый получает по сумме «долларов», почти настоящих. В конце игры они собираются у лучшего «монополиста». Побеждает богатейший.
Забава учит некоторым необходимым в капиталистическом обществе навыкам. Неважно, чем заниматься, важно добиться успеха, оцениваемого денежной выгодой. Условие достижения успеха в игре и в жизни — никакой сентиментальности и жалости: обдирай попавшего на твою клетку, как липку. А в целом игра исходит из предположения о наличии некоторых общих для всех правил делового поведения и является в этом смысле как бы элементарным введением в американскую хозяйственную жизнь.
Аналогичных игр много, но «Монополия» — самая старая и самая популярная.
В ее популярности отражается интерес американцев к вопросам хозяйствования, управления, организации. По управлению людьми и процессами в Соединенных Штатах выходит по 250—300 книг в год. Однако цельной и законченной теории управления создать пока не удалось, что признают ведущие специалисты в этой нечетко очерченной области. У теории менеджмента хищнический захват, она готова поглотить индустриальную социологию, инженерную психологию, целые куски из кибернетики, исследования операций, теории игр; порой она даже претендует на преобразование общества в целом на технократических началах, отменяя тем самым идеологию и альтернативные теории общественного развития. В то же время даже Питер Дракер, профессор Высшей школы бизнеса при Нью-Йоркском университете, ведущий авторитет в этой области, признает, что менеджмент может быть еще и не «дисциплина», хотя «по крайней мере может стать таковой».
Из многочисленных учебных заведений, готовящих «капитанов» делового мира, самой авторитетной считается Школа бизнеса при Гарвардском университете. Ее выпускники раскачиваются в креслах крупнейших корпораций. Кресла-качалки им полагаются по рангу.
Школа выделяется методикой обучения руководству на конкретных примерах-задачах. Ее окружают почет и уважение.
Но как-то один ее неблагодарный выпускник, Питер Коэн, вынес сор из избы, опубликовав книгу «Откровение согласно Гарвардской школе бизнеса». Она вызвала довольно громкий скандал в деловой среде — как если бы кто-то объявился на торжественном обеде в коротких штанишках.
Прежде чем бог создал прибыль, он создал производство, а перед производством он создал капитал. Так тому и быть!
Коэн рассказал, что слушателями школы становятся прежде всего карьеристы, поставившие целью жизни достичь любой ценой деловых вершин — «не только ценой занятий ночи напролет, но и ценой потери уважения к самому себе». В этой школе, свидетельствует Коэн, «Америка развращает тех, кого она меньше всего может позволить себе развратить — профессиональных менеджеров». Он замечает, что студенты других факультетов Гарвардского университета видят в слушателях школы «оловянных солдатиков с портфельчиками, наемников для битвы за более высокую прибыль, готовых продать свою левую руку, лишь бы проникнуть на новый рынок».