Обучение Элис Уэллс
Шрифт:
— Черт! Проклятье! Что я творю?
Я серьезно собираюсь помочь себе прямо здесь, под ее окном? Ну что еще может быть более жутким и странным, чем это? Она доверилась мне, чтобы я учил ее, а не использовал. Дрочить на нее — все равно что использовать. Подглядывать в ее окно и возбуждаться от того, как она заводится, — все равно что использовать. Ее невинность, неопытность. Я ведь пообещал, что не стану пытаться ее трахнуть, так? Она заставила меня пообещать, в самый первый день. И передергивать, представляя, как трахаю ее, — ничуть не лучше,
Но она была бы идеальна. Элис потрясающе бы ощущалась подо мной, и я заставил бы ее умолять о большем, либо все было бы наоборот — столько в ней пыла. А может, мы бы по очереди умоляли друг друга, я, блин, не знаю, в отличие от моего члена. Зато я знаю, что за всей ее бравадой и остроумием кроется мягкая сторона — та, которую она бережет для Тео. Я видел, как она краснеет. И даже больше — как старается. Девушка, которая никогда не целовалась, должна быть напугана и смущена, но она все равно заставляет себя проходить мои уроки. Вот, как далеко она готова зайти ради парня, который ей нравится. Она готова пожертвовать всем ради него: комфортом, страхом и даже своим драгоценным достоинством.
Ни одна девушка не сделала бы такого ради меня.
Посмеиваясь, ерошу волосы. Я не из того типа парней, ради которых девушки совершают подвиги. Девушки не любят меня, а просто желают. Позволяют себя трахать — конечно, но не более того. Никаких чувств, никаких нежностей. Они никогда не остаются на завтрак или выталкивают меня до него. Они знают, что я из тех, кто рушит жизни, поэтому держатся на расстоянии, и правильно делают. Не хочу ломать чью-то жизнь так же, как свою. Меня не ждет большое будущее. Как говорил мой дражайший папаша: «Единственное, что тебя ждет в жизни, — это тюрьма, сосунок».
Трясу головой. Я придурок. А еще подвыпивший извращенец, если учесть, что сейчас стою под окном Элис. Кое-как добираюсь домой, поймав возле супермаркета машину пожилого мужчины с собакой. Вваливаюсь в квартиру и, путаясь в ногах, плетусь мимо стойки, забитой бутылками от пива и вина. В воздухе стоит тяжелый запах макарон и энергетиков, повсюду валяются геймпады от приставки. Прохожу комнату Миранды и Сета, комнату Трента и плюхаюсь на свою кровать. Белый потолок превращается в огромный экран для трансляции моих воспоминаний. Элис. Волосы Элис, изгибы ее дрожащих бедер, отблеск влаги на пальцах…
Вытаскиваю член и яростно сжимаю — у него нет и шанса.
— П-прости меня, — имею совесть произнести. — Правда прости, принцесса.
Одно последнее воспоминание о ее миленьком личике, раскрасневшемся и блаженном, и я кончаю в кулак — быстро, обильно, горячо, как разгорается летом лесной пожар.
Глава пятая
Элис
С утра пораньше мне пишет Раник и просит принести его домашку к корпусу F. Видите ли,
— Держи, — передаю ему папку с домашкой. — Два доклада и одно эссе. С аннотациями и дубликатами, чтобы тебе было легче.
Раник достает из куртки буррито, берет несколько листов из папки и, пробежавшись золотисто-зелеными глазами по первым строчкам, улыбается.
— Да чтоб мне провалиться, ты даже скопировала мой стиль.
— Несмотря на отвратительный акцент, — подкалываю я, садясь напротив парня.
— Ты не находишь мой луизианский акцент очаровательным?
— Я не нахожу в тебе ничего очаровательного. Кроме перспективы, что ты скоро оставишь меня в покое.
Он с улыбкой качает головой, и его темные волосы падают на глаза.
— Ладно, проехали. Любишь пляж?
— Шутишь, да?
Раник ухмыляется, кусая буррито.
— Даже и не думал.
Я поправляю очки и недовольно смотрю на свой чай латте и шоколадный маффин.
— Ты прервал мой любимый прием пищи, чтобы позвать на пляж?
— Завтрак — твой любимый прием пищи? — спрашивает Раник с набитым ртом.
— Не съезжай с темы, — огрызаюсь в ответ. — Я не могу пойти с тобой на пляж.
Он проглатывает еду и удивленно смотрит на меня.
— Почему? Это урок. К тому же солнечные октябрьские денечки скоро закончатся, принцесса. Ты пожалеешь, что не пошла, когда пасмурная погода и дожди будут стоять круглые сутки.
— Я не могу, — повторяю упрямо.
— Все ты можешь.
— Тогда не хочу, — буркаю я. — Никуда я не пойду.
Раник вздыхает и выпрямляется, скручивая фольгу от буррито в шарик.
— Не встречал еще девушку, которая бы так ненавидела пляж. Даже милые книголюбки любят почитать, лежа на песочке.
— И я тоже. Просто не люблю океан. — А еще плавать перед парнями.
Раник вздергивает бровь.
— Почему? Боишься, что над тобой в купальнике будут смеяться?
Я вздрагиваю, и Раник шумно выдыхает.
— Какой-то членоносец смеялся над тобой на пляже или что?
— Нет, и не произноси это слово.
— Какое? Член?
Я вся заливаюсь краской. Раник поднимает бровь еще выше и ухмыляется.
— Хорошо, ладно. Найду другое место для урока.
Меня удивляет то, как быстро он отступает.
— Разве тебе не интересно, почему я не хочу идти? — спрашиваю я.
— Интересно, но это твое право. Не люблю лезть в чужие дела.
— И уверена, не любишь, когда другие лезут в твои.
Он кивает.
— Поверить не могу, — фыркаю я. — Раник Мейсон, шантажист, бабник и правонарушитель, чтит приватность.
— Что за намеки, моя драгоценная маленькая Снежная королева? — Его глаза загораются. — Где сказано, что парень с дурной славой не может быть закрытым? Я не раскрываю всех карт.