Обучение Элис Уэллс

Вульф Сара

— Ни черта я не переживаю! — Откидываюсь назад, кладу руки на диван и вытягиваю ноги. — Разве я выгляжу страшно обеспокоенным?

С секунду Трент молча смотрит на меня, а затем снова переключает внимание на телевизор. Миранда открывает упаковку с чипсами и громко жует, копаясь в холодильнике. Когда из моей комнаты выходит Сет и со щелчком закрывает дверь, я тут же вскакиваю и, перепрыгнув через спинку дивана, подбегаю к нему.

— Ну? — спрашиваю.

Лицо у него серьезное, но с намеком на улыбку.

— Она отключилась. Но просила передать свои извинения за

испорченный день рождения.

— Она… она ничего не испортила, — сквозь зубы цежу я.

Сет смеется.

— Скажешь это утром, а сейчас ей нужно отдохнуть.

— Могу достать надувной матрас, — предлагает мне Трент.

— Не надо, все нормально. Мне и диван сойдет.

— Ты ненавидишь этот диван.

— Я сказал, что все нормально, ясно?

Трент уступчиво вскидывает руки, затем выключает телевизор и тащится в свою комнату.

— Конечно, будь по-твоему. Доброй ночи.

— Споки-ноки! — щебечет Миранда, проскакивая мимо с шоколадным молоком.

Сет следует за ней в комнату, по дороге похлопывая меня по плечу.

— С ней все будет в порядке, Раник. Постарайся поспать.

Я вспыхиваю.

— Будто это меня волнует!

Сет посмеивается в ответ и закрывает к себе дверь. В гостиной темно, тихо и, слава милостивому Иисусу, пусто. Я прибираю бардак после Миранды, достаю из шкафа одеяло, выключаю лампу и заваливаюсь на диван. Он слишком маленький, пружины впиваются мне в спину, но ничего. Оно того стоит, если Элис хорошенько выспится в моей кровати.

В моей кровати. Элис лежит в ней. Вот гадство, даже сейчас, зная, что она меня ненавидит и серьезно ранена, я не могу совладать со своим членом. Он оживает при мысли об Элис в моей постели, о ее волосах на моей подушке и ногах на простынях. Хватит, черт тебя подери! Она сильно ушиблась!

А так уж ли сильно на самом-то деле?

Застонав, переворачиваюсь. Мне давно не пятнадцать. У меня была куча женщин, уже даже не счесть. Тридцать пять? Тридцать семь? В начале года я еще вел счет, но быстро сбился, когда чуть ли не каждая девчонка в универе возомнила, что ей нравятся татуировки и парни с кривыми и дерзкими ухмылками. Я ведь не подросток, опытный уже, поэтому должен лучше контролировать стояк. Но вот он я, возбужден до предела из-за единственной девушки, которую никогда не заполучу и которая спит паре метров от меня в моей же кровати.

Борюсь с искушением подкрасться на цыпочках и поглядеть на нее. Я уже достаточно накосячил. Нужно измениться к лучшему. Сдать назад и остыть. Стать более похожим на нее — деловым, профессиональным и отстраненным. Будучи собой, я все порчу, причиняя ей боль и разрушая шанс даже на дружбу. Потому следует держаться холоднее. Мне это по силам. Так я обычно вел — и веду — себя с любой другой девушкой. Не так уж и сложно. Просто надо сосредоточиться.

Представить, как Элис танцует, покачивая своими сексуальными бедрами, как плавно извивается, потакая моим желаниям, чтобы она так же извивалась на…

Тру лицо и выругиваюсь в кулак. Это уже смешно. Почему я так зациклился на единственной девчонке? Она одна из многих. Просто…

Достаю телефон и вдруг залипаю на фотке из кафе. Элис не одна из многих. Она особенная. На снимке ее улыбка такая счастливая. Почти такая же, как сегодня во время танца. Я опрометчиво решил, что это Нед вызвал у нее такую улыбку, но затем она сказала, что танцевала для меня, и все прояснилось. Она улыбалась не потому, что к ней лип какой-то слизняк, а потому что гордилась. Своей быстрой обучаемостью. И хотела, чтобы я тоже ею гордился. А я своим дурацким поведением все запорол.

Я все еще помню, как ощущался изгиб ее бедер, звук ее дыхания, цветочный запах волос. Снова застонав, натягиваю одеяло на голову. Я теряю самообладание, сам не знаю, почему. Элис всегда такая грустная, но, когда улыбается вот так, я совсем слетаю с катушек.

Я должен стать лучше. Холоднее. Ради Элис и ее обучения. Иначе никак. Нужно стать первоклассным учителем, чтобы однажды она заполучила парня, которого на самом деле любит.

Нужно держать свои эмоции под контролем, чтобы она могла быть счастлива.

***

Элис

Я с трудом продираю глаза и сразу же чувствую запах хвои. Лучи утреннего солнца заливают светом клетчатый плед. Плед? Не мое фиолетовое одеяло? Где я? Чья это кровать? Сердце переворачивается, когда я понимаю, что впервые проснулась в чужой постели. Но стоит оглядеться вокруг, как в голове всплывает прошлый вечер. И сердце уже замирает. Я у Раника. Постер с полуобнаженной женщиной на двери напоминает о том, как много девушек побывало в этой постели. И все же комната у него удивительно простая и опрятная. Личных вещей немного: гитара да книги. А на письменном столе стоит одна-единственная фотография в стеклянной рамке. Фотография красивой, утонченной, улыбающейся темноволосой женщины, которая держит на руках малыша с таким же цветом волос. Раник и его мама?

Нет, все это неправильно. Меня не должно быть здесь.

Сбросив плед, резко встаю, но тут же вздрагиваю. Каждая царапина болезненно пульсирует, а бинты на руках и бедрах стали бледно-красными. На мне до сих пор черное платье, которое одолжила Шарлотта, а клатч лежит на тумбочке у кровати. На телефоне полно смс от подруги, и я быстренько отвечаю ей, что в порядке и скоро буду дома. Затем отключаю его, чтобы сохранить заряд батареи, и ковыляю к двери, но там сталкиваюсь с Раником с подносом еды в руках.

— О, доброе утро, принцесса! — улыбается он. — Знаю, как ты любишь завтраки, а подзаправиться тебе не помешает. Потеря крови и все такое.

Я пячусь назад, глядя, как он ставит на кровать поднос с апельсиновым соком, тостом с корицей, сахаром и маслом и ломтиками груши с клубникой, которые украшены сверху базиликом.

— Не хочешь — не ешь, — быстро добавляет он и позвякивает ключами от машины. — Могу отвезти тебя прямо сейчас. О, ну, возможно, ты хотя бы выпьешь обезболивающее. — Он указывает на две таблетки адвила рядом с апельсиновым соком.