Обвинение в убийстве
Шрифт:
– Нет, – сказал он.
Пуля оторвала его указательный палец и исчезла в голове сквозь появившуюся дырку на переносице. Его тело рухнуло, стукнувшись о бетон, и кровавая лужица начала растекаться под головой с неспешностью густого масла.
Роберт выпустил еще две пули в кровавое месиво его головы.
– Черт возьми, Роберт. – Тим прохромал к холодильнику и распахнул дверцу. Лицо женщины смотрело на него в ужасе; сломанные кусочки грифеля виднелись в некоторых из ран. Он увидел дырки в боках холодильника, которые Дебуфьер просверлил
Она плакала:
– О нет! Теперь он не один. О Господи, я не могу больше.
– Мы пришли сюда, чтобы вам помочь. – Тим протянул руку к ремню, но она закричала и повернула голову к его руке, щелкая зубами. Митчелл и Роберт стояли за спиной Тима и молчали.
– Я вас не трону. Я судебный… – Тим остановился, сообразив, что его присутствие здесь незаконно. – Я освобожу вас и помогу вам.
Ее лицо расслабилось; на лбу появились складки. Она плакала голосом, без слез. Тим медленно дотянулся до ремня и, видя, что она не пытается сделать движение в его сторону, ослабил его.
Роберт и Митчелл открыли нижнюю дверь. Женщина снова закричала, но они быстро вынули ее из холодильника и положили на пол. От ее тела шел запах гноя, пота и человеческого мяса. Она лежала на полу, ее руки дергались, ноги дрожали; она начала глубоко и громко стонать.
Роберт, спотыкаясь, отошел в угол и прислонился к стене. Он плакал, и слезы прокладывали себе дорожки через пыль от штукатурки, собравшуюся у него на щеках.
Соседи, наверное, уже заявили о взрыве и стрельбе, и полицейские машины вместе со «скорыми», вероятнее всего, были уже в пути.
Митчелл обеими руками нежно держал голову женщины, пытаясь пригладить ее жесткие волосы:
– Мы убили его. Мы убили подонка, который сделал это с вами.
У нее начались судороги, ее руки и ноги стучали по бетону, и Митчеллу пришлось придерживать ее голову, чтобы она не ударилась об пол. Но судороги так же быстро прекратились, тело женщины обмякло – все, кроме правой ноги, которая продолжала выворачиваться, царапая бетон сломанным ногтем. Митчелл встал возле нее на четвереньках, пытаясь нащупать пульс на шее. Он надавил костяшками в ее грудную кость и, не ощутив ответной реакции, начал массаж сердца.
Голова женщины слегка покачивалась от его движений; ее целый глаз, белый и блестящий, как фарфоровое яйцо, смотрел вверх. Рядом стоял на коленях Тим, готовый помочь, хотя он знал каким-то шестым чувством, которое, должно быть, приобрел во время пребывания на минных полях и в вертолетах эвакуации, что ее уже не оживить.
Митчелл прекратил массаж; мышцы на его руках вздулись. Он встал, сцепил пальцы.
– Она умерла. Я подгоню фургон к забору. – Он повернулся и пошел вверх по ступенькам.
Роберт подбежал к женщине:
– Нет! Давай, Рэкли, теперь ты. Давай!
Тим покорно склонился над женщиной, но ее рот под его губами оставался холодным и пустым. Ее жесткое, как доска, тело поднималось и опускалось, как картон, который вдавливают в ковер. Ее губы посинели. Тим снова проверил пульс на сонной артерии – ответ отрицательный.
Лицо Роберта было влажным от пота и размазанных слез.
Тим поднялся, убрал пистолет и легонько похлопал Роберта по плечу:
– Давай выметаться.
Роберт вытер рот:
– Я ее не оставлю.
Тим положил ему руку на предплечье, но тот ее сбросил. До них донесся вой далекой сирены.
– Мы больше ничего не можем сделать, – сказал Тим. – Мы уходим. Роберт. Роберт. Роберт.
– Пошли.
Роберт поднялся, как ребенок, делающий то, что ему велят, и двинулся вверх по ступенькам.
Голова женщины была запрокинута на бетонном полу, рот широко открыт. Тим мягко закрыл его, перешагнул через тело Дебуфьера и направился вверх по лестнице. Митчелл мудро убрал от искореженной металлической двери все приборы. Когда Тим вышел на задний двор, он услышал, как к дому подъезжают полицейские машины. Прямо у дырки в заборе его ждал фургон. Дверь открылась, и Тим шагнул внутрь.
Близнецы сидели сзади, прислонившись спиной к стенке фургона. Лицо Роберта раскраснелось. Рубашка Митчелла была пропитана кровью. Тим захлопнул дверь, и они отъехали от обочины.
– Если еще раз прыгнешь в пекло, – сказал Тим, – я тебя пристрелю.
Роберт не шелохнулся.
Аист, белый, как полотно, сидел на телефонном справочнике, чтобы видеть дорогу из-за приборной доски. Он бросил взгляд через плечо:
– Простите. Я не… Не мог зайти. Я был слишком напуган. – Сморщившись, он схватился за сердце, смяв рубашку. – Я подогнал машину и ждал, что вы подадите сигнал или что кто-нибудь выйдет. – Он пошарил в карманах, вытащил голубую таблетку и проглотил ее.
– Ты был молодцом, – кивнул Тим. – Ты выполнял приказ.
Роберт вцепился в свои потные космы; волосы клочками торчали у него между пальцев:
– Мы могли попасть туда раньше.
– Нет, – возразил Митчелл.
– Мы могли… могли бы раньше свернуть наблюдение. И пойти туда вчера вечером. Она была там. Была там все это время.
– Не играй в игру «если бы да кабы», – сказал Митчелл. – В нее невозможно выиграть. Это все равно что биться головой о стену.
Роберт наклонился вперед, потом откинул голову назад, стукнувшись о стенку фургона так сильно, что в металле образовалась вмятина. Он сказал сдавленным голосом:
– Боже, о Боже. Она была так похожа на Бет Энн. – Он нагнулся и уронил голову на кулак.
25
Тим въехал в ворота Рейнера. Он не удивился, увидев «лексус» Аненберг. Ворота зажужжали и закрылись. Роберт вылез из фургона и потащился к дому; за ним плелся Аист, бледный и осунувшийся. Митчелл шагал за ними. Тим направился к дому, замыкая колонну. Пастушеская собака, ведущая стадо к каменному крыльцу. Еще до того, как они подошли к дому, Рейнер распахнул дверь. Его глаза были опухшими. За ним на цыпочках стояла Аненберг.