Объятия времени - Амнезия
Шрифт:
Отправившись на кухню, нашел ящик с тушенкой на полу. Вообще все полки и ящики были заполнены разной едой, начиная от солонины, заканчивая армейскими сухими пайками. Фил ковырялся в карте и делал какие-то записи. Через некоторое время он тоже пришел на кухню и присоединился к приему пищи. Единственное что – он ел еду ТОЛЬКО из своего рюкзака. На мои вопросы он не отвечал, а только отнекивался, мол: не мое дело.
– Ну что, я смотрю, у тебя полно вопросов. Спрашивай, пока время есть. У нас его не много, - сказал Фил, открывая банку пшенной каши с мясом.
– Ну, наконец-то! – крикнул я, и, запрыгнув на полной скорости на барный стул, достал из коробки кусок вяленого мяса. Чай я уже заготовил, когда кипятил воду, так что он у меня хоть и
– Матушку мою не тронь. Она была порядочной женщиной. Людей стригла в деревушке где-то на севере, - спокойно, улыбаясь, сказал старик.
– а в мире то… Честно тебе сказать: не знаю. Да и не мое это дело. Не интересно мне было. Смерчи были, цунами, извержения вулканов всюду, где только можно – это все помню хорошо. Тогда народ паниковал. Я сначала думал, что до нас то не дойдет. А оказалось иначе. Дожди хлестали три дня, а потом град размером с курицу. Дальше смерч появился. Через два дня смерчи стали нормой. Все в подземках и бункерах попрятались. А вот когда землетрясения пришли – вот тогда совсем туго стало. Дальше – не в курсе. Знаю только, что авария какая-то была, потом война, а потом еще какая-то непонятная ерунда. Только где, кто, зачем? Черт его знает. Все на политике завязано было – это факт. Эти политиканы раньше воду мутили. Потом правительство пало, начали жить, как подобает диким людям. А потом выжившие стали свою политику устраивать. Люди – главная проблема этой планеты. Пока мы все не передохнем, этой планете нет покоя.
– Так, а твари эти ночные?
– О, это совсем другая история. Они еще до войны появились. Во время аварии вроде как, только не много их было. Не у нас, в другой стране. Оттуда все пришло, хоть я и не уверен. Вроде война как раз из-за этого и была. Сейчас сложно сказать, – Фил вздохнул и закурил. – Когда первые чудища полезли, люди не знали ни кто они, ни как с ними бороться. Знаешь, что тут только не было. Сначала паника, ужас что происходило. Людей прямо на улицах жрали. Потом все поняли, что ночами лучше дома сидеть и все запирать. Двери, окна, ставни, ворота. Тогда проблем стало меньше гораздо. Кто-то даже ловить их начал. Потом фотографии в газетах «русские споили мутантов», немцы их в бордели запихивали, китайцы есть начали, французы пытались научить их в любви признаваться и одеваться модно и так далее. Всякое было. Я думаю, что справились бы с этой напастью, но только первоначально их вида три было, а потом появились новые, действительно опасные. Потом война началась и все, дальше точно сказать не могу.
– Это они в квартирах живут?
– Да. В тех, куда свет не проникает. И не только в квартирах. Я потому тебя и отправил в тот магазинчик, что там потолок был разбит. Будь там темнота – не вышло бы ничего.
– А с небом что? Молнии, ветер безумный, цвет зеленоватый, облака.
– Этого я тебе не могу сказать. Последствия, так выразимся. А уж причина мне неизвестна. Спросишь ученых, если встретишь.
– Мда… ситуация час от часу не лучше, - я прожевал последний кусок мяса, и достал из под стола пачку печенья.
– Люди в дикарей превратились. Те, что свободные, еще как-то сами живут. Группировки получше экипировку имеют, но там обязательства, законы, порядки и свое «начальство». Причем их не мало, но все на свое ориентированы. Кто-то сбором занимается. Бегают по руинам и собирают все то, что осталось. Продают, обменивают. Другие как раз торговлей. Ничего не делают, только перебегают из лагеря в лагерь и торгуют. У этих дороги всегда и всюду открыты, но руки связаны. Другие типа оружейников. Создают новое оружие или старое собирают, выкупают, переделывают и модернизируют. Броню делать могут, снаряжение улучшают. Даже майку тебе могут пуленепробиваемой сделать, если связи есть и деньги хорошие. Есть типа исследователей. Этим факты нужны. Они, как правило, заказы делают стрелкам, чтоб им мутанта труп достали того или иного, нашли что-то, сфотографировали,
– С мутантов? – удивился я.
– А с кого ж еще? Животных сейчас найти – дело, мягко сказать, очень непростое. А некоторые мутанты имеют хорошее и безопасное мясо. Да и много разных группировок еще. Но есть элита, - он поднял палец вверх, - эти в суперсовременной броне расхаживают с таким оружием, что почти любую сталь пробьет. У них там и ученые лучшие и знания обширные. У этих даже техника рабочая есть. К счастью, их почти не видно. Говорят, что они хотят новое государство отстроить.
– А что с другими странами? Там ситуация такая же?
– А черт его знает. Только я лично думаю, что там все по-другому. И знаешь, легенды то разные ходят. Есть, говорят, страна еще, где все уцелело и люди живут счастливо и хорошо. Но точно никто этого не знает. Говорят, что где-то, как на луне, а где-то болота сплошные. Пустыни выжженные есть.
Мы просидели в тишине, доедая последние остатки обеда. Говорить больше не хотелось. Нужно переварить все то, что я услышал. Мир уже не станет привычным – это понятно, но чего же теперь ждать? За что бороться? Какую можно иметь цель?
– Фил, что можешь сказать об этом? – я снял жетон с шеи и протянул старику. Он долго осматривал украшение, молча уставившись в знак. – Фил?
– О, да… прости, - он кинул мне жетон в руки. – Задумался о чем-то своем. Понятия не имею, честно сказать. Похоже на какой-то птичий череп. Помнишь зеленый у того бандита? Это что-то типа знака группировки. Возможно, ты раньше принадлежал к одной из них. Или военный трофей. Узнаем, как вернешь память. На будущее: не советовал бы тебе это показывать кому попало. Если эта группировка занималась темными делишками – тебя пристрелят на месте и еще награду за голову получат.
– Понял. И это… - я немного смутился, - Фил, а почему ты мне помогаешь?
Старик посмотрел на меня таким взглядом, какого я раньше не видел. В этот момент мне показалось, что я знаю его всю жизнь. Его глаз выражал собою все миролюбие и даже какую-то отцовскую любовь. И что-то в нем такое родное, болезненное, ущемленное. Видно, что он не совсем был готов к такому вопросу. Он отвел взгляд в сторону и прокашлялся, разбавляя обстановку. Я понял, что сейчас он мне искренне не ответит. Ну, или, в крайнем случае, скажет не все.
– Я расскажу тебе небольшую историю, - Фил стал серьезным и мрачным, - я переходил один лагерь работорговцев, стараясь не попадаться на глаза. Не то чтобы это было сложно физически, просто там у них была небольшая семья. Жена, муж и трое детей. Мне не нужно рассказывать тебе то, что они делали с женщиной на глазах у ее родни. Да, именно они. Их было семеро. Потом еще трое достали из клетки мужчину и отрезали ему конечности. По кусочку. Постоянно приводя в чувство, с помощью препаратов. Они смеялись и гоготали. А дети остались у них на продажу. Их родители не выдержали пыток и скончались у меня на глазах. Для меня это был страшный удар. Я ничего не смог бы сделать. Но вот уже потом я подумал: а что, если бы этот мужчина мог постоять за себя? То ничего бы особо не изменилось, разумеется. Просто велика вероятность, что напав на них с самого начала, он бы показал своим примером жене дальнейшие действия и они, возможно, погибли бы во время их захвата, а детям всяко было бы проще, если бы они не видели пыток отца и надругательства над матерью. И еще была одна мысль. А что, если бы я был не один? Что, если еще один крепкий вояка был рядом? Мы бы зашли с двух сторон и вырезали тварей по одному. А уже в самом конце вышли на тех уродов возле клеток. Шансы на то, чтобы сделать все это, были где то один к четырем, но это не мало, особенно в наше время.