Обязан выжить
Шрифт:
Среди пассажиров началось общее оживление, все начали доставать вещи, а наиболее нетерпеливые, держа перед собой узлы и баулы, уже заторопились к выходу. Вика тоже поднялся, снял с верхней полки свою корзину и, поставив ее рядом с собой, кивнул тоже начавшему суетиться Быку:
— Ну что, вроде приехали…
По всем признакам пассажирский перрон был со оружением временным. От него еще тянулись железнодорожные колеи, чтобы там, дальше, затеряться между строящихся заводских корпусов и свежевырытых котлованов. Еще дальше проглядывало уже готовое здание, где из короткой и
Зато в другую сторону от возвышенности, на которой была построена станция, плавно спускаясь вниз, к реке, тянулась целая череда шатровых крыш одноэтажных домиков, судя по всему, давно обосновавшегося здесь поселка.
Дождавшись, пока схлынет толпа пассажиров, Вика вместе с Быком потащились по пыльной улице и почти сразу набрели на местный базар. Тут за длинными, грубо сколоченными столами маячили бабы в светлых платках, предлагавшие свой немудрящий товар.
На их прилавках вперемежку была навалена свежая рыба, большие, мясистые даже на вид помидоры и всяческая зелень, а чуть в стороне от торговых рядов, подпертые для надежности поставленными на реб ро досками, целыми горками высились знаменитые астраханские арбузы.
Увидев, что Вика поставил корзину на землю, Васька Бык удивленно спросил:
— Ты чего это, Граф?..
— Подожди. Я сейчас… — кинул ему Иртеньев и, оставив корзину стоять на дороге, прямиком направился к ближайшей арбузной пирамиде.
Купив буквально за копейки полосатого «астраханца», Вика вернулся к напарнику и предложил:
— Пошли, пристроимся где-нибудь, — после чего подхватил корзину и, не дожидаясь согласия, пошел вперед, держа на согнутом локте все время норовивший вывернуться арбуз.
Подходящее местечко отыскалось в самом конце улицы. Дорога здесь заканчивалась и, превратившись в натоптанную тропинку, круто шла вниз к реке. Для облегчения спуска по косогору были проложены два лестничных марша, упиравшиеся у самой воды в ровную площадку, от которой к стоявшему у берега на якорях дебаркадеру тянулись узенькие мостки.
Окинув глазом водную гладь, где были заметны плывшие по течению радужные нефтяные разводы, Вика удовлетворенно хмыкнул, сел на слегка прогнувшуюся под ним корзину и, сноровисто раскалывая арбуз на аппетитные дольки, бесцеремонно хлопнул его о землю.
Уже позже, с удовольствием поедая сочную мякоть, Вика, как бы между прочим, спросил у увлеченно чавкавшего арбузной скибкой Быка:
— Ну и зачем это я тебе понадобился?
Похоже, Бык ждал такого вопроса, потому что ответил сразу:
— Виды у меня на тебя, Граф…
— Это какие же? — Вика отбросил выеденную корку и взялся за следующий кусок арбуза.
— Ты, как я вижу, не щипач и не скокарь, и вроде как не с финкой ходишь. У тебя и сейчас вид бухгалтерский, а одеть, так ни дать ни взять фраер. Значит, что? Остаются картишки. Курорт, дамочки, или нет?
Признаться, Вику весьма удивило не только такое заключение, но и сравнение с бухгалтером, однако он, никак не подав вида, неопределенно ответил:
— Почему же нет? Очень может быть…
Предположение, так неожиданно высказанное Быком, заставило
Со своей стороны, похоже, Бык воспринял паузу в разговоре как должное и, только дав Вике время подумать, смачно выплюнул на землю арбузные семечки.
— Ты, Граф, вот что… Расскажи-ка мне, как смылся. А то тебя, по моим прикидкам, далековато отправили.
Похоже, Бык всерьез принялся прощупывать Иртеньева, и Вика, не таясь, рубанул прямо:
— Я не слинял. Рыжьем откупился.
Нет, такого ответа Бык вовсе не ожидал. Его глаза удивленно раскрылись, и, не скрывая растерянности, он спросил:
— Золото?.. Откуда оно у тебя?
— Тайга большая, народ всякий ходит…
Интонации, прозвучавшие в ответе, заставили Быка посмотреть на Иртеньева совсем другими глазами. Во всяком случае, в следующем вопросе прозвучало явное уважение:
— И много дал?
— Не очень. Жестянку от монпансье, полную.
По своему опыту Вика знал: чтобы вранью поверили, надо по возможности говорить правду. Дальше, убедившись, что нужный результат есть, Вика поднялся, сбросил с дорожки набросанные там арбузные корки в сторону, взял вещи и без дальнейших объяснений начал спускаться по деревянным ступенькам лестницы вниз, к дебаркадеру.
Вика смотрел на массивную резную дверь, на слегка потемневшую от времени бронзовую ручку в виде львиной лапы, на оборванную цепочку старого колокольчика, и ему начинало казаться, что время стремительно покатилось вспять. Особо напомнил прошлое знакомый до боли длинный, перекрывавший весь тротуар, жестяной козырек парадного подъезда.
Из-за своей длины он опирался не только на стенные кронштейны, но и на две тонкие чугунные колонны каслинского литья, установленные на самом краю бордюра, и Вика с трудом отогнал мысль, что вот-вот здесь, как в былые времена, остановится дедушкин выездной экипаж.
И мостовая тут была все та же. Выложенная на расстоянии двадцати саженей, что точно соответствовало ширине двора, шлифованным камнем, положенным не просто в песок, а на специальную бетонную подушку. Не отличаясь, на первый взгляд, от обычной булыги, она была такой гладкой, что даже простая телега проезжала мимо дома без обычного грохота.
Да, здесь прошло его детство, и сейчас в доме еще должна проживать сестра с сыном. Правда, последний раз Вика видел их три года назад в Мос кве, когда они попытались обосноваться в столице, но, поскольку им это не удалось, сестра вернулась в дедушкин дом, хотя, как она опасалась, к тому моменту его мог занять кто угодно, превратив уютное жилье в коммуналку.
Стряхнув наваждение, вызванное потоком воспоминаний, Вика подошел к двери и нажал ручку. Львиная лапа привычно пошла вниз, но, похоже, замок был закрыт на ключ. Безуспешно подергав дверь, Вика поймал конец свисавшей вдоль косяка цепочки и потянул. Однако, судя по тому, что цепочка просто болталась, колокольчика там, за дверью, не было вовсе.