Обязан выжить
Шрифт:
— А поговорить-то с вашим Петькой нельзя?
— Ну, он как с утра на реку убег, то только вечером и заявится. Так что звиняй, милок…
Женщина сочувственно покачала головой, вздохнула и, оставив не нужный ей конверт Иртеньеву, ушла в дом. А на Вику ее слова о реке произвели странное впечатление. В памяти почему-то возник старый колесный пароход, носивший новое название «Пестель», на котором они с Быком плыли сюда и где Васька успел посвятить Иртеньева в свои замыслы.
Конечно же, ход Васькиных размышлений оказался весьма убог. По его предложению, им следовало
Нечего и говорить, что в душе Иртеньев сразу отверг такую перспективу, но сейчас, глядя на закрытое окно мезонина, Вика по странной ассоциации вдруг вспомнил свои детские шалости, и именно они натолк нули его на одну мысль…
Время повернуло к полуночи, и в наступившей тишине было хорошо слышно, как в расположенном за три квартала городском саду духовой оркестр доигрывает последний вальс. Вика, стоявший под тем самым длинным навесом, опиравшимся на чугунные колонны, посмотрел в оба конца темной улицы и, не заметив ничего подозрительного, смыкнул топтавшегося рядом Ваську Быка.
— Пора…
Кольцо калитки слабо звякнуло, и две тени проскользнули во двор. В окнах флигеля не замечалось и огонька, свет фар одиноких автомобилей, изредка проезжавших по улице, сюда не проникал, и оттого темнота здесь казалась особо густой.
Не выходя на середину двора, Вика и Бык осторожно прокрались к тому месту, где от угла балкона с крыши спускалась водосточная труба. Тут Вика, нащупав вбитую в стену скобу, первым делом проверил ее на прочность. Потом, держась обеими руками за трубу и пользуясь скобами как ступеньками, он начал осторожно подниматься вверх.
Забравшись на балкон, Вика принялся осматриваться, и в этот момент влезший следом Бык, зацепившись за что-то, чертыхнулся. Вика зло цыкнул на Ваську и на всякий случай прислушался, но похоже, в доме все было тихо.
Освоившись, Вика подошел к окну и провел рукой по краю рамы. Нащупав едва заметную вмятину, Иртеньев хмыкнул, достал перочинный нож и стал ковырять раму лезвием. Вниз посыпался всякий мусор, и уже через минуту, вставив палец в расковырянное гнездо, Вика ногтем прочистил паз, сделанный на металлическом стержне оконной защелки.
В перочинном ноже Иртеньева, кроме двух лезвий, имелась еще отвертка, и, воспользовавшись ею, Вика с некоторым усилием повернул хвостик запора. Выждав немного, он осторожно надавил на раму, и окно легко, так же как раньше, открылось.
На какой-то момент Вике вдруг показалось, что никакого временного промежутка не было и это он сам после затянувшейся прогулки незаметно забирается в свою комнату, но это был только миг, и в следующую секунду Иртеньев, стараясь не шуметь, уверенно перекинул ногу через подоконник.
В полумраке можно было кое-что разглядеть, и этого было достаточно, чтобы понять: теперь в мезонине никто не живет, и, больше того, сюда наверх зачем-то постаскивали всякую рухлядь. Во всяком случае, комната оказалась захламленной,
В верхнем коридорчике царила полная темнота, но Вика, помнивший все до мелочей, шепотом предупредил пробиравшегося следом за ним Ваську:
— Ступеньки наверняка рассохлись. Идем по-над стеночкой, чтоб скрипу поменьше было…
Пройдя коридор и на ощупь отыскав перила, они начали потихоньку спускаться, но примерно на середине марша Бык схватил Вику за руку.
— Скрипит…
Но это скрипела не лестница. Откуда-то снизу, из темноты, явственно доносился ритмичный скрип кровати, сопровождавшийся сдавленным женским стоном. Поняв в чем дело, Бык скабрезно выдохнул прямо в ухо Иртеньеву:
— Во, пофартило! Тепленькими прихватим.
Однако Вика не разделял радости напарника. Ситуация явно осложнилась, и, придержав Быка, так и рвавшегося к двери, за которой слышался сладострастный стон, Вика быстро надвинул кепку пониже, достал из кармана большой носовой платок и, связав его углы у себя на затылке, почти до самых глаз прикрыл импровизированной маской лицо.
Теперь, когда стало ясно, что, кроме этих двоих, сейчас резвящихся на кровати, в доме больше никого нет, уже не таясь, Вика с Быком спустились вниз и остановились перед дверью, за которой вдобавок послышалось громкое мужское сопенье. Видимо, дело там, в комнате, шло к финалу, потому что женщина внезапно зашлась в крике, и Бык, не выдержав, толкнул Вику.
— Давай!
Повинуясь скорее инстинкту, чем команде, Иртень ев рывком распахнул полуприкрытую дверь и щелк нул выключателем. Картина, открывшаяся перед ними, была впечатляющей. На широкой кровати среди раскиданных простыней торчал жирный мужской зад, а над ним коротко вздрагивали голые, задранные высоко вверх, женские ноги.
Пораженные увиденным Вика и Бык замерли на месте, и тут женщина, видимо первой заметив посторонних, возмущенно выкрикнула:
— Ты еще и других позвал!..
Лежавший сверху мужчина, похоже, только-только начал что-то соображать и, повернувшись, не столько испуганно, сколько недоуменно спросил:
— Вы кто?..
И тут Васька Бык, перехватывая у Вики инициативу, рявкнул:
— Слазь с бабы, фраер! Поговорить надо…
— Ой, так то ж бандюги! — наконец-то поняв, кто перед ней, взвизгнула женщина и, на ходу прикрываясь подхваченным с постели пикейным одеялом, забилась в угол.
Одновременно взгляд у севшего на кровати мужчины стал вполне осмысленным, он злобно сощурился и вдруг метнулся к стулу, на спинке которого висела его одежда. Но Вика, напряженно ждавший реакцию на их вторжение, среагировал мгновенно.
Удар ботинком отбросил резвого мужика под кровать, а сам Вика, не имея сил глазеть на эти жирные телеса, брезгливо взял со стула шелковые сиреневые кальсоны и швырнул их в руки ерзавшему на полу хозяину.
— Ну-ка, оденься, падаль! — и пока тот дрожащими руками натягивал кальсоны на свои густо поросшие черным волосом жирные ляжки, Вика, собираясь бросить на пол еще и брюки, вдруг ощутил в руках некую тяжесть.