Обычные суеверия
Шрифт:
А что это за публика — дело известное. Многодетные семьи, инвалиды, ветераны Куликовской битвы… В общем, если нужно лампочку в подъезде ввернуть — плати сам, от них не дождешься. Консьержку нанять — то же самое. Еще и благодарности никакой, все принимают как должное — вы богатые, вы и платите! В конце концов Вадим плюнул на это дело и прекратил заниматься благотворительностью. Дом сразу же пришел в некоторое запустение — консьержки нет, домофон без конца ломается, на лестнице собираются подростки, но Вадиму было уже все равно.
Наверное, стоило бы подыскать вариант получше, но все как-то руки не доходили. Да и к чему все
Будучи далеко не глупым человеком, Вадим хорошо понимал конечность существующего постсоветского бизнеса. Каждому ясно, что если алкоголик дядя Вася постоянно живет в долг и продает из дома вещи, то для него это когда-нибудь закончится очень плохо. Сейчас в масштабах огромной страны и бывшей великой державы происходит примерно то же самое. Страна, которая живет только продажей своих недр, обречена рано или поздно, как бы ни пьянила эйфория сверхдоходов от нефтяной иглы. Жаль, конечно, но это так. А значит, надо быть готовым ко всему и чемоданчик держать у двери — на всякий случай.
Вадим не стремился на запад. Он знал, что трудно вписаться в чужой образ жизни, особенно если здесь чувствуешь свою значимость, а там ты никто и звать тебя никак. Недаром ведь приятель Вова, что торговал запчастями к дорогим иномаркам и в Германию наведывался не реже чем раз в три месяца, ни за какие коврижки не хотел обосноваться там навсегда, хотя имелись и прочные деловые контакты, и хорошее знание языка, и даже постоянная подруга — крепкая и домовитая немочка Юта. «Это тут я — бизнесмен, а там — шайзе адерланд!» — ответствовал Вова на вопросы любопытствующих.
Прав был приятель, ничего не скажешь! И все же… Гораздо безопаснее и приятнее быть чужаком в свободной и богатой стране, чем все потерять при очередном крутом повороте. Поэтому Вадим старался максимально обезопасить себя. Большая часть его средств давно уже осела на кодированных счетах в западных банках, и время от времени посещала мысль — а не пора ли? Останавливало лишь то, что денег на первое обустройство было вполне достаточно, а вот на безбедную жизнь до самой старости — пока нет.
В таких условиях покупка по бешеной цене какого-нибудь архитектурного шедевра из стекла и бетона, что сейчас возводят в рекордно короткие сроки, чтобы продать по цене Версальского дворца, или, не дай Бог, бывшей коммуналки на Кутузовском или Ленинском проспекте представлялась ему как полным идиотизмом.
Поэтому Вадим ограничился тем, что сделал в квартире ремонт, бегал по утрам в парке, когда представлялась возможность, и стойко пытался не замечать окружающей его действительности. Тем более, что большую часть времени он проводил на работе, а семьей так и не обзавелся. В конце концов, так ли уж много надо человеку?
Бодрый и довольный, с ощущением счастливой легкости во всем теле, Вадим возвращался домой. Подойдя к подъезду, привычно набрал код и потянул на себя тяжелую железную дверь.
Странно. Не поддается почему-то! Неужели замок не работает? Или сам перепутал? Вадим нажал на сброс и снова набрал заветные цифры — медленно и внимательно. Нет, все равно глухо, как в танке! Куда только РЭУ смотрит? Деньги за домофон, небось, исправно собирают. Вадим почувствовал, как в душе медленно закипает злость — слишком уж глупым и неприятным показалось его положение. Стоять возле собственного дома, как голый инженер Щукин из «Двенадцати стульев»!
Он зачем-то стукнул кулаком по двери (зря, конечно, только руку отбил!) и попытался успокоиться. Ну что психовать по мелочам? С минуты на минуту пройдет кто-нибудь, благо, время такое, что все выходят — на работу там, в школу или еще куда… Сейчас Вадим был бы рад видеть кого угодно из своих соседей, даже ворчливую пенсионерку Марью Степановну с шестого этажа или гомонящий выводок шкодливых отпрысков многодетной семьи Батаевых — вечной головной боли соседей, учителей и участкового, но, как назло, вокруг было пусто и тихо.
— Черт! Вымерли они там, что ли? Хоть бы кто появился!
Прямо за спиной Вадим услышал шорох крыльев. «Надо же, опять голуби разлетались! — подумал он с досадой. Вечно их подкармливают местные старушки, божьи одуванчики… Сидят себе у подъезда и крошат чуть зачерствевшие батоны, умиляются на воркующих сизарей, а потом эти жирные обнаглевшие твари чуть ли не с курицу величиной уже и летать не могут как следует. Только путаются под ногами да гадят где попало».
Но это был не голубь. Черная птица неизвестной породы сидела на ветке чахлой сирени, высаженной прямо под окнами, и рассматривала его в упор, поворачивая голову то вправо, то влево. В ярком утреннем солнце перья ее отливали синевой, а глаза с ярким оранжевым ободком смотрели зорко и совершенно осмысленно.
Вадим похолодел. Именно эту птицу он видел тогда, в пещере! Он пытался уверить себя, что все это бред, плод больного воображения, но мутный, нерассуждающий страх уже сдавил сердце.
— Кыш! — крикнул он срывающимся голосом и махнул рукой. — А ну, кыш отсюда!
Птица, кажется, совсем не испугалась. Она посидела еще немного, все так же бесцеремонно рассматривая Вадима в упор, потом не спеша, с чувством собственного достоинства расправила крылья и взлетела. У самых ног Вадима упало черное глянцево отблескивающее перо, а птица еще покружилась немного над головой, прокаркала что-то явно оскорбительное и скрылась из виду.
Вадим дернул дверь изо всех сил, и она сразу же распахнулась — неожиданно и легко. Он ввалился в подъезд мокрый, как мышь, с бешено колотящимся сердцем. От утреннего хорошего настроения не осталось и следа.
В лифте Вадим привалился к стене, совершенно обессиленный. Вот глупость какая! Подумаешь — кодовый замок барахлит. А птица… Ну мало ли какая только тварь не заведется в большом городе! Вон, говорят, в подземельях метро крысы вырастают чуть не с собаку величиной, а в канализации крокодилы плавают. Может, это грач или эта… как ее… Пустельга какая-нибудь.
В видах птиц Вадим совершенно не разбирался, но внезапно всплывшее в памяти слово понравилось и привязалось, назойливо крутясь в голове. «Пустельга… Пустяки, чепуха — вот что такое ваши страхи, Вадим Александрович! — твердо сказал он себе, когда лифт наконец распахнул автоматические двери на девятом этаже. — О деле надо думать, а не голову себе забивать черт-те чем!»
Вадим даже успокоился немного, но, подходя к двери своей квартиры, заметил нечто и вовсе необычное. На стене черной краской был нарисован странный символ — перевернутая пятиконечная звезда, вписанная в круг, и куча каких-то непонятных закорючек вокруг нее.