Обыкновенные девчонки (сборник)
Шрифт:
— «Доху на меху», — передразнила ее Настя. — Постыдилась бы хоть рассказывать. Бессовестная!
А проводница подошла с веником — подметать пол — и, посмотрев на Иру, сказала:
— И какие еще есть озорницы несознательные! Вот погоди, — и она погрозила Ире веником, — доберусь я до тебя!
Девочки, конечно, поняли, что это не всерьез, но Ира на всякий случай отошла от строгой хозяйки вагона подальше.
Всю остальную дорогу никто с Ирой не разговаривал.
Она молча, с трудом глотая, съела свои
В вагон опять вошла проводница.
— Орехово! — деловитым, кондукторским голосом объявила она, а потом добавила шутливо: — Приехали с орехами. Будьте здоровы. А тебе, озорница, — обернулась она к Ире, — досталось бы от меня на орехи, кабы я была твоя учительница.
Анна Сергеевна слегка улыбнулась, и все построились друг за другом в проходе.
Ира хотела было протиснуться вперед, но Анна Сергеевна взяла ее крепко-накрепко за руку, как маленькую.
— Пойдешь со мной, — сказала она.
Ира густо покраснела, но руку не выдернула.
Замедляя ход, поезд подходил к станции.
Приехали!
Хоть и казалось, что в этом новогоднем поезде совсем немного пассажиров, но как только он остановился, из вагонов высыпало столько народу, что платформа сразу почернела.
Анна Сергеевна со своими ученицами тоже вышла из вагона.
— Погодите, девочки, — сказала она, — пускай сначала толпа схлынет. А то вас затолкают. И потом, я думаю, что нас кто-нибудь встречает, а в этой суматохе мы никого не найдем, да и нас не найдут.
И в самом деле, толпа скоро поредела, и тут девочки увидели длинную платформу, покрытую снегом, и одноэтажное вокзальное здание. Над платформой была укреплена большая стеклянная рама с отчетливой, видной издалека надписью: «Орехово».
Под часами, возле зала ожидания, стояла какая-то большая девочка в синем лыжном костюме, в ушастой мальчишечьей шапке и в мохнатых рукавицах. Девочка внимательно оглядывалась по сторонам, должно быть, кого-то поджидая.
— Ну, вот это — Машенька Дмитриева, — сказала Анна Сергеевна. — Пришла нас встречать.
В ту же самую секунду девочка заметила московских гостей и, махнув пушистой рукавицей, бросилась к ним.
— А я смотрю-смотрю, все проходят, а вас нет, — сказала она весело, поздоровавшись с Анной Сергеевной и по очереди пожимая всем девочкам руки своей крепкой, горячей рукой. — Идемте скорей, а то замерзнете. Сегодня мороз — просто жуть! Еще хорошо, что ветра нет.
— Ты одна? — спросила Анна Сергеевна.
— Нет, с Бульбой, то есть с Тарасовым Аликом, — поправилась Маша. — Он на площади дожидается. С санями. Есть у вас с собой какие-нибудь вещи?
— Да нет, какие там вещи, — сказала Анна Сергеевна. — Мы же к
— Всего на один день? Как жалко! Ну, идемте.
И Маша быстро зашагала к выходу, то и дело оборачиваясь через плечо. Девочки невольно прибавили шагу, чтобы не отставать от нее. Позади всех шла Анна Сергеевна, крепко держа за руку Иру. Вид у Иры был понурый и несчастный. Она никак не могла попасть в ногу с Анной Сергеевной и поэтому даже как будто слегка прихрамывала.
— Что, у этой девочки, наверно, нога болит? — негромко спросила Маша у Насти, которая шла в первой паре.
Настя переглянулась с Леной Ипполитовой и ответила, усмехнувшись:
— Да нет, ничего у нее не болит. Просто она у нас такая… особенная. Приходится водить ее за руку.
Маша с удивлением посмотрела на Настю, но расспрашивать не стала.
Тяжелая вокзальная дверь, поскрипывая, отворилась, и все вышли на площадь. Девочки невольно зажмурились — так ярко блестел на солнце свежий, еще недавно выпавший снег.
— А где этот ваш мальчик с саночками? — спросила Валя, оглядываясь по сторонам.
— Да вот же он!
В эту же минуту к широким ступеням вокзала лихо подкатили розвальни. Лошадью правил худенький мальчик в такой же шапке-ушанке, как у Маши, и в полушубке. Он на ходу соскочил с низких широких саней, устланных сеном и прикрытых толстыми байковыми одеялами.
— Тпру! Да стой же ты, — сказал он, прикручивая вожжи к передку. — Здравствуйте, тетя Аня!
— Здравствуй, Алик! Здравствуй, дружок! — Анна Сергеевна наклонилась к нему и поцеловала его. — Ну, как твои дела?
— Только по геометрии четыре, — ответил Алик, притаптывая снег большим валенком.
— Молодец. Это ты нас повезешь?
— Я.
— А не вывернешь?
— Что вы! Знаете, как наш конь меня слушается? Лучше, чем Семена Игнатьевича. Ну, устраивайтесь поудобнее. Маша, а ты как — с нами или на лыжах?
— На лыжах, — сказала Маша и вытащила откуда-то из-под байковых одеял длинные лыжи и палки с колесиками.
— Вот так саночки! — в восторге обежав розвальни кругом и усаживаясь на сено, сказала Валя Ёлкина. — Я думала — они какие-нибудь маленькие… ну, просто салазки. Без лошади. А это настоящие санищи! Скажи, Настя, ты когда-нибудь ездила на лошадях?
— Верхом не ездила, — сказала Настя, — а в санях и на телеге сколько раз. В колхозе.
— Ну а я только в такси каталась. Да еще на грузовике, когда на дачу ездили. А на лошади ни-когда!
— Я тоже не ездила, — тихо сказала Нина Зеленова.
— А у нас в лагере были две лошади, — сказала Катя: — Красавица и Тетка.
Все засмеялись.
— А вашу лошадку как зовут? — вежливо спросила Лена Ипполитова, внимательно, сквозь очки, оглядывая большую темно-гнедую лошадь, поседевшую от мороза.