Обжигающий виски
Шрифт:
– Из Денвера, – говорит Чарли, проводя пальцами по своим огненно-рыжим волосам.
Она великолепна, без сомнения.
– Ну, когда вернётесь домой, зайдите к нам. Мы бы с удовольствием выпили с вами пару кружек пива.
Чарли смотрит на меня. Сегодня вечером я не надел куртку после того хаоса, который устроил сегодня на улице, так что я понимаю, что она, вероятно, смущена.
– МК «Стальная Ярость».
Глаза девушки округляются, и она улыбается.
– Нихрена себе.
– Дерьмо.
Её улыбка становится шире.
– Мы обязательно
Я киваю, а потом поворачиваюсь к Черри.
– Благодарю вас, леди. И смотри, чтобы охранник не увидел, как ты выходишь, а то он будет гадать, что ты со мной сделала.
Они обе смеются и, помахав рукой и сказав «позже», уходят.
Я начинаю пробираться к комнате 1007, где, как я знаю, находится Скарлетт.
Я являю собой смесь злости и сожаления. В основном злость.
Потому что, насколько я знаю, она может использовать меня, чтобы ебаться с любым шоу, которое ведёт её бывший парень.
И она не имела никакого грёбаного права убегать и вести себя так, будто я ей изменил.
Мы не вместе.
Блять.
Моя голова – это проклятый Богом беспорядок, и моя ярость накапливается от событий дня.
И Скарлетт Белл собирается увидеть байкерскую сторону, о которой она спрашивала столько раз.
Потому что я злой. И я хочу её. И трахну её. И нахуй всё это.
Я мне, черт возьми, остается только молиться, чтобы она была одна.
И что она откроет эту чёртову дверь.
Я не хочу, чтобы мне пришлось её выбивать.
Но я сделаю это.
О, да.
Я сделаю.
Глава 14
Придурок.
Грёбаный придурок.
Мне просто нужно было убедить охрану, что я просто выходила с Амалией перекусить, а не будить Сьюзен и не говорить ей, потому что она расстроится. Затем мне пришлось выслушать двадцатиминутную лекцию о том, как это опасно, и о том, что я должна была сообщить им. Тогда мне пришлось быть полной задницей и сказать им, что если бы они смотрели, как следует, то увидели бы, как я покидаю отель. Этого было достаточно, чтобы заставить их закрыть рты и принять это.
Они не были счастливы.
Я фактически шантажировала их, чтобы они ничего не сказали.
Так что я не только ужасный, отвратительный человек, но и обиженный, ревнивый и злой.
Я не могу остановить боль в своём сердце. И у меня нет для нее абсолютно никаких оснований.
Он не со мной. Он мне ничего не должен. В этом-то все и дело. Мы друзья, и это, это прямо здесь, именно поэтому мы никогда не должны были целоваться и просто оставаться такими. Потому что, какой бы огонь ни горел между нами, он сильный и всепоглощающий. Каждая интимная секунда, которую мы проводим вместе, только усиливает его. Мы не должны были позволять ему распространяться дальше.
Может быть, тогда мне не было бы так больно сейчас.
Из-за ерунды.
Пустяка.
Я закрываю глаза и прижимаю ладони к лицу, пытаясь отогнать образы его члена, проникающего в эту женщину, выражения её лица, того, как его большие руки схватили её за задницу. Ревность переполняет меня, она горит, как огонь, в глубине моего живота, и я издаю громкий, сердитый звук в своём горле.
Чёрт бы его побрал!
И будь я проклята за то, что была такой жалким.
Раздаётся стук в дверь, и я резко поднимаю голову. Я несколько раз моргаю и оглядываюсь. Дерьмо. Неужели охрана всё-таки рассказала Сьюзен? Господи, надеюсь, что нет. Я никогда не смогу это объяснить. Или это Амалия? Может быть, она проверяет меня. В таком случае, я лучше отвечу ей. Я подхожу и, не глядя, открываю дверь.
Я замираю.
Маверик стоит, руки по бокам сжаты в кулаки, взгляд напряжен и пылает, проникая прямо сквозь меня.
Я моргаю.
Я открываю рот.
Ничего не выходит.
Это занимает какое-то время, но, в конце концов, моя жалкая ревность и гнев выходят на поверхность, и я огрызаюсь:
– Я не позволяю свиньям входить в свою комнату. Возможно, ты захочешь попробовать ещё одну. Возможно, где-то в этом здании есть девушка, в которую ты можешь погрузить свой член. Похоже, это твоя фишка. Почему бы не объездить двоих за одну ночь?
Не надо было этого говорить.
Маверик входит, кладёт руку мне на грудь и толкает меня назад. Он пинком закрывает за собой дверь и продолжает толкать меня, пока я не упираюсь спиной в стену. Затем он наклоняется, тяжело дыша, щекоча моё лицо, и рычит:
– Когда я зову тебя, ты останавливаешься.
Прошу прощения?
Он же не бросил это после того, что я только что видела? Что я только что сказала?
Я поднимаю руки и толкаю его в грудь. Он даже не вздрагивает. Расстроенная, я толкаю его снова и снова.
– Пошёл ты, Маверик. Убирайся из моей комнаты, придурок!
Он хватает обе мои руки в свои и ударяет ими над моей головой о стену, затем наклоняется ближе, так близко, что его губы почти касаются моих.
– Если ты поцелуешь меня, я укушу тебя, – предупреждаю я, сверкая глазами и кипя от гнева.
– Мы не вместе.
– Пошел. Ты.
– Это значит, – он крепче сжимает мои руки, – что я могу трахаться с кем захочу.
Это больно. Он обжигает меня до глубины души. И я не могу этого скрыть. Моё лицо морщится, и я прикусываю язык так сильно, что кровь вырывается на поверхность. Чёрт бы его побрал. Свинья.
– Какого хрена ты умчалась, как отвергнутая любовница?
Я качаю головой, дёргая руками.
– Отпусти меня!
– Ты ответишь мне, или я останусь здесь на всю ночь. Меня это не беспокоит, детка. Я большой человек, и я делал вещи гораздо хуже.
– Я буду кричать, Маверик. Не сомневайтесь в этом. Я закричу так громко, что через секунду тебя выволокут отсюда.
– Ты только откроешь свой хорошенький ротик, чтобы закричать, а я тебе что-нибудь засуну. Не искушай меня.
– ДА ПОШЕЛ ТЫ! – плюю я.