Обжора-хохотун

Фрай Макс

— Хорошо, — равнодушно согласилась она. — Если хотите, я переоденусь.

То есть, вопреки моим опасениям, не стала ни смущаться, ни отказываться от подарка. Но и не обрадовалась, не заинтересовалась даже. Накинула новое лоохи прямо поверх старого и задумчиво уставилась в небо, которое, по правде сказать, почти всегда выглядит примерно одинаково. Какой смысл его так внимательно разглядывать — ума не приложу.

Я был разочарован, но виду, конечно, не подал. Надела — вот и ладно. По крайней мере, в таком виде ее вполне можно вести в кондитерскую.

Зато

медовое мороженое Хони не просто впечатлило, а, можно сказать, потрясло. Красотка вмиг смела свою порцию и принялась за мою, к которой я так и не притронулся. На предложение заказать еще деловито кивнула и снова уткнулась в миску. Задушевный разговор, в ходе которого я планировал ее обаять, совершенно не клеился. А ведь как в прошлый раз тараторила, я чуть с ума не сошел, ее слушая.

Ну хоть в глаза мне время от времени заглядывала, серьезно, внимательно, испытующе — для такой недотроги вполне интимный жест.

Может, этот красавчик, сэр Атва, еды ей не оставил? — подумал я. И денег на продукты тоже. Просто забыл — он же не привык, что в доме, кроме него, кто-то есть. А она постеснялась напомнить, вот и сидит теперь голодная. И никто не объяснил сироте, что в столичных трактирах всегда можно поесть бесплатно, попросив записать расходы на счет Короля. Сказать, что ли? А вдруг обидится?

— Большое спасибо, — сказала Хони, умяв третью по счету добавку. — Вы были очень любезны, сэр Мелифаро, и устроили мне настоящий праздник. А теперь, если вам не трудно, отвезите меня, пожалуйста, обратно. Мне не запрещено выходить на улицу, но я чувствую себя ответственной за дом сэра Ачуани и не хочу оставлять его надолго.

— Конечно отвезу, — согласился я. И, поколебавшись, все же спросил:

— Еда-то у вас там есть?

— Есть, — равнодушно откликнулась Хони. — Много разной еды.

Ну и хвала Магистрам, если так. Свидание наше вряд ли можно было назвать удачным. Однако я утешался надеждой на продолжение. Я честно сдержал обещание — накормил девушку мороженым и не предпринял ни единой попытки положить руку ей на колено. Возможно, Хони проникнется ко мне доверием и согласится повторить эксперимент. А потом еще раз и еще. И — чем только Темные Магистры не шутят — возможно, однажды наступит день, когда ей самой покажется, что отношения между людьми, совместно сожравшими столько холодного мороженого, должны стать очень теплыми. Просто ради равновесия.

Но пока Хони была далека от такой идеи. Ей даже в голову не пришло поцеловать меня на прощание — хотя бы по-братски чмокнуть в щеку. И рукой с крыльца не помахала. Еще раз пытливо заглянула мне в глаза, вежливо сказала «спасибо», вошла в дом, закрыла за собой дверь — и всё. Ну по крайней мере, лоохи дареное вернуть не попыталась. В целом, неплохой знак.

Ничего, ничего, думал я, разворачивая амобилер. Первая встреча завершилась диким визгом, вторая — сдержанной благодарностью. То есть прогресс налицо. Есть смысл работать дальше.

Я снова заскочил домой переодеться — грех было не воспользоваться такой возможностью — и неторопливо поехал в сторону дома Хамбары Гаттона. Амобилер на сей раз оставил неподалеку от бывшей резиденции Ордена Потаенной Травы, чтобы не попался на глаза хозяину дома после того, как я распрощаюсь и якобы уйду. Шел медленно, поскольку спешить было некуда. Еще совсем недавно такая неторопливая прогулка меня бы, пожалуй, взбесила, а теперь неожиданно понравилась. Надо же, как меня, оказывается, загоняли.

Стоять под дверью Хамбары Гаттона мне пришлось очень долго. Воспитанные люди в подобных случаях разворачиваются и уходят, но я продолжал ждать. Наконец решил, что хозяина нет дома и, стало быть, можно начинать обыск без всяких там дурацких невидимых пилюль. Прикидывал — может, все-таки сперва послать ему зов, сказать, что хочу вернуть монету, и таким образом выяснить, когда он вернется домой. С другой стороны, глупо получится, если сэр Гаттон назначит мне встречу в каком-нибудь трактире, да хоть в той же «Трехрогой луне». И полезную эльфийскую монету отдам, и в дом не попаду — хорош я буду. Нет уж, решил я, если вламываться без спроса, то прямо сейчас.

Словно бы устрашившись грядущего взлома, входная дверь наконец-то открылась, и передо мной предстал сэр Хамбара Гаттон в роскошном парадном тюрбане, теплой зимней скабе цвета заплесневевшего сыра и тончайшем летнем лоохи, которое к тому же едва доходило ему до колен — то ли по моде сороковых годов эпохи Кодекса нарядился, то ли просто одежду с чужого плеча нацепил, в любом случае кошмар. Куда только девалась его давешняя элегантность.

— Зашел, чтобы вернуть монету, — затараторил я. — Конечно, надо было сперва прислать зов; я, собственно, и собирался, но случайно оказался совсем рядом — дай, думаю, зайду, а вдруг вы дома. Я не помешал?

— Монету, — задумчиво повторил сэр Хамбара Гаттон. И еще раз: — Монету.

Потом его лицо наконец приобрело осмысленное выражение, глаза заблестели, губы раздвинулись в улыбке.

— Вы уже собрали все кельди? Вот это скорость!

— На самом деле еще не все, — честно сказал я. — Просто внезапно стало не до них.

— Вот как? — заинтересовался сэр Гаттон. И вдруг спохватился: — Что ж я вас на пороге держу. Заходите в дом.

Ну, хвала Магистрам. Наконец-то.

— В столице что-то происходит? — спросил он, когда мы устроились в мягчайших креслах. — Я имею в виду, что-то достаточно серьезное?

— Ну как вам сказать. На мой взгляд, совершенно несерьезное, но начальство почему-то думает иначе.

И я принялся обстоятельно рассказывать про Обжору-хохотуна, поисками которого мы все сейчас якобы заняты. Сэр Хамбара Гаттон делал вид, будто очень внимательно меня слушает. Иногда даже улыбался в положенных местах. И не то чтобы у него плохо получалось, но я все равно видел, что посмертные похождения отца дюжины дочерей ему до одного места. И кстати, эльфийская монетка — тоже. А ведь как умолял поскорей ее вернуть. Только что руки не заламывал.