Обзор истории русского права
Шрифт:
Договор прекращается или исполнением его, или неисполнением в срок, или давностью, или смертью одного из контрагентов (в некоторых случаях).
а) Исполнение договора. Срок обязательства обыкновенно устанавливается сторонами добровольно в актах обязательства. Только в некоторых случаях законодательство считало необходимым само определять общий срок сделки: так, относительно крестьянской аренды имуществ (перехода крестьян) в Пск. судн. гр. и в Судебнике установлен один общий срок в году. Других ограничений, например, назначения maximum’a срока для аренды недвижимостей, существующих теперь, не находим в древнем праве.
Иногда веритель заинтересован в том, чтобы должник не исполнил в срок обязательства; это именно бывает при исполнении займа, обеспеченного залогом, когда по уплате для кредитора прекращалось право пользования заложенной вещью. Уже тогда было установлено, что должник, в случае отказа кредитора принять уплату, может представить уплачиваемые деньги судье, а от этого последнего получает отпись, расписку в получении.
Иногда срок исполнения по обязательству отдаляется по распоряжению верховной власти или для известных лиц в определенных случаях, или для целого населения в известный период. Эти moratorium у нас называются полетными грамотами. Рассрочка взысканий с несчастного несостоятельного, отмеченная уже в Русской Правде (Кар. 68), уясняется московскими памятниками во всех
б) Несостоятельность, по московскому праву, ведет, как уже замечено, к выдаче должника кредитору головой до искупа, т. е. обыкновенно обязательство одного рода (например, заем) переходит через неисполнение в обязательство другого лица (личный наем).
в) Относительно невозможности исполнения находим в московском праве узаконения, относящиеся к договору поклажи и залогу. Если вещь, отданная на хранение, украдена у депозитора, то он совершенно освобождается от обязательства (Уложение X, 194). В других случаях, когда вещь, находящаяся в поклаже или в залоге, исчезает не вследствие кражи ее, депозитор или залогоприниматель отвечает по мере участия в пропаже ее вины с его стороны; но во всяком случае вещный иск заменяется личным.
г) Что касается до прекращения обязательств смертью обязанного (физического) лица, то в московском праве установилось, что только обязательства вполне личные подлежат прекращению вследствие смерти, именно служилая кабала.
д) Наконец, обязательства прекращаются давностью. Вначале московского периода этот принцип вовсе не имел силы; напротив, в договорах между князьями постановлялось: «…должника… поручника выдати по исправке… суд от века». Первое указание о такой давности явилось (или нам стало известно) в указе 1588 г. февраля 8 (Ук. кн. вед. казн., ст. XXI); оно установило 15-летний срок исков по договорам (разумеется, с момента исполнения, а не заключения договора); тот же срок остается и во всех последующих узаконениях о том же в московском периоде, а именно в указах 1622 г. (Ук. кн. зем. прик., ст. I) и 1626 г. (Там же., ст. XII) и в Уложении ц. Ал. Мих. (X, 256–267). Неволин находит какое-то таинственное соотношение между этим сроком и 15-летним сроком совершеннолетия. По указу 1622 г., давность простирается только на обязательства, возникшие из договора займа (поклажа и обязательства из delicta подлежат погашению «от московского разорения»). Затем, давность простирается только на «неподписанные» кабалы, что исследователями толкуется различно, или в смысле неподписанных собственноручно должником и, следовательно, не признанных им, или в смысле не явленных ко взысканию. О строгости применения законов о давности свидетельствует Котошихин так: «А велено всяким людем долгов своих всяких денежных и иных искати по кабалам и по записям и по иным крепостям в 15 лет; а по 15 летех, хотя один день перейдет за лишек, всякие крепости поставлены ни во что и суда не даетца» (VII, 43).
Из обзора этих узаконений ясно, что давность по обязательствам есть явление искусственное, установляемое законодательством; в обычном праве следов ее нет.
На основании главных предметов обязательства (dare facere) следует установить такую классификацию договоров: купля-продажа, залог, поклажа, дарение, заем, наем имущества, личный наем, доверенность, товарищества. Здесь отметим лишь некоторые из них.
Система договоров в древнейшее время существенно отличается от ныне установленной: тогда все роды сделок сводились к немногим группам их: так, купля-продажа совершенно сливалась с меной (при отсутствии денег, как орудия обращения ценностей). Остатком этого в московском периоде было постоянное прибавление в купчих грамотах к цене вещи так называемого «пополонка» в виде какой-либо движимой вещи (коня, одежды и пр.). Договор займа сливался с договором ссуды и найма движимых вещей. В форме договора закупничества, по Русской Правде, сливались договоры займа, найма имущества и личного найма.
Но уже в Русской Правде можно заметить черты раздельности понятий о всех упомянутых договорах.
1. Мена
Древнейший из договоров есть договор мены имуществ; он может быть совершен даже при отсутствии личных словесных сношений; летописцы рассказывают о молчаливой мене товаров между русскими и инородцами, не понимавшими языка друг друга. Не только купля-продажа, но даже и другие договоры развиваются из договора мены. Русская Правда не говорит об этом договоре, но, несомненно, что мена допускалась издревле не только по отношению к движимым вещам (см. Пск. судн. гр., ст. 114), но и к землям; от московского периода до нас дошло немало меновых актов на земли. Договор мены вошел в особое употребление в XVII в. вследствие запрещения других способов отчуждения недвижимых имуществ в пользу церкви: меной можно было легко прикрыть и куплю-продажу и дарение: стоило только променять имение большой стоимости на ничтожную вещь. Если при этом выговаривается придаток, то это будет купля-продажа, если нет, то дарение. Быть может это обстоятельство заставило в период империи законодателя отнестись к договору мены на недвижимые имущества отрицательно. Указ о единонаследии 1714 г. прекратил мену вместе с прочими способами распоряжения недвижимыми имуществами; впоследствии, при восстановлении других способов, такое дозволение не распространено на мену. Здесь могла иметь место и фискальная цель (т. е. предотвращение одной уплаты пошлин при двойном переходе имуществ).
2. Купля-продажа
Договор продажи движимых вещей, по Русской Правде, заключается, как и теперь, простым словесным соглашением и передачей вещи. Но из движимых вещей исключались в этом отношении рабы, продажа которых должна совершаться перед послухами в присутствии раба (Кар. 119). Быть может, уже во времена Русской Правды был обычай совершать продажу лошадей при участии чиновника-пятеныцика: в
Продажа недвижимости с древних времен требовала написания купчей грамоты (см. купчую Антония Римлянина), а затем и докладной формы совершения акта. В отношении к этого рода вещам подвергается сомнению основное начало договора купли-продажи: по договору купли-продажи переносится право собственности от продавца к покупщику, за известную плату. Если продавец не имел права собственности на проданную им вещь, то договор не имеет никакой силы: так, если человек продает свою свободу, которая уже ему не принадлежит (холоп), то договор разрушается при двояком виде последствий: если покупщик знал, что он раб, то лишается своих денег, а если не знал, то деньги ему возвращаются (Рус. Пр. Кар. 129; ср. Пск. судн. гр., ст. 72). Но в отношении к земельным имуществам право собственности далеко не сразу определилось, как исключительное право частных лиц; даже в московском периоде можно найти видимые отступления от общего начала, что продавец должен иметь право собственности на продаваемую вещь. Множество лиц владели землей на праве вечного и потомственного владения, с правом отчуждения другим вещи на том же праве. В таком случае акт купчей принимал характер и наименование посильной грамоты или отступной, именно через подобные сделки передавались тяглые участки. Но это обстоятельство, имеющее значение для вещного права, не существенно для права обязательственного: продавец договором купли-продажи передает все вещные права, ему самому принадлежащие. Другое исключение из того же общего начала представляет продажа вотчины, которой продавец владел на условном служебном праве: такие вотчины он мог отчуждать продажей, но не иначе, как с позволения («доклада») действительного собственника этих имуществ; в противном случае сделка признается ничтожной (Ак., отн. до юр. быта, II, с. 352). По-видимому, общее начало о перенесении куплей-продажей прав собственности терпит еще третье ограничение, а именно: куплей-продажей вообще покупщик не приобретает полных прав собственности на недвижимую вещь, которая всегда могла быть выкуплена продавцом (купля-продажа есть будто бы бессрочный залог; см. мнение Энгельмана, изложенное в нашем прим. к 13 ст. Пск. судн. гр.). Быть может, в древнейшую эпоху (из которой, однако, мы не имеем ясных свидетельств) недвижимая собственность вообще была неотчуждаемой и подлежала выкупу; но c XIV в. грамоты «одерноватые» (полные) означают именно полный переход права, если ограничения его не выражены в самой грамоте; лишь по искажению терминов языка иногда в одной и той же грамоте допускалось и употребление означенного термина (а также равнозначащих «впрок» и др.), а вместе условие о выкупе. Неясная статья (13) Пск. судн. гр. отнюдь не разрешает вопроса (о различии залога и продажи см. выше с. 665 и след.). Изложенные выше правила о родовом выкупе имуществ доказывают, что купля-продажа этого рода вещей не вполне переносила право собственности на покупщика, потому что родовая вотчина не составляла исключительной собственности членов рода: право собственности окончательно утверждалось за приобретателем не договором только купли, а истечением 40-летней давности.
3. Дарение
Дарение в отношении к движимым вещам не возбуждало никаких законодательных определений. Что касается вещей недвижимых, то закон XVI и XVII вв. обратил внимание на этот договор по отношению к дарственным в пользу церковных учреждений и воспретил их (см. выше с. 615). Однако, это запрещение оставалось мертвой буквой, благодаря тесной связи дарения с «вкладами», которые воспретить было трудно; поэтому мы имеем множество актов дарения («данных») монастырям за XVI и XVII вв. Думаем, что этот договор и развивался почти исключительно в применении к церковным учреждениям («данных» в пользу частных светских лиц имеем мало). Выше было сказано, что в законах о родовом выкупе не упоминается о дарении, как способе отчуждения, допускающем выкуп, что это не означает, будто бы выкуп при дарении вовсе воспрещается, и что это обстоятельство указывает лишь на редкое применение такого вида отчуждений в пользу сторонних лиц. Мы разумеем именно частных светских лиц – неродственников (данные родственникам заменяют наследство и выделы); к церковным же учреждениям это не относится: здесь (как сказано) дарения и вклады были весьма обычным явлением. Но выкуп недвижимых имуществ, отчужденных таким путем, подлежал особым условиям, со времени законов, воспретивших новые приобретения земель монастырями: такие имущества были выкупаемы государством. Дарение в пользу церковных учреждений нередко сливается с завещанием и есть не что иное, как исполнение завещания наследников (см. С. Шумакова. «Углич, акты», № XXXVI, XLI и др.). Данные весьма часто обусловливаются пожизненным владением дарителя (Там же., XXXIX, XL и др.). В данных XV и XVI вв. иногда ставится запрещение выкупа имущества родственниками; напротив, в данных XVII в. часто отмечаются условия о выкупе, причем цена выкупа определяется в самой данной; выкуп предоставляется дарителю, его жене, детям и дальнейшим нисходящим и родственникам (Там же., № XL, XLIII и др.). Постоянным условием дарения монастырям было вписание дарителей в синодик на вечное поминовение («доколе монастырь стоит и мир вселенной»; Там же., № XLI), а в случае поступления дарителя в монашество, ставится условие постричь его в одаряемом монастыре, «поить, кормить и покоить, как и прочих вкладчиков». Предметом дарения могли быть как земли населенные и ненаселенные, так и дворы в городах и промысловые заведения («…варница и половина колодезя, что у Соли у Галицкое», в данной 1391 г. Троицкому монастырю; см. Акты, отн. до юр. быта, II, № 63, IV; «…в реце Шехстне ез Берузовский да две ночи в Выячевском езу» – Там же., VII). Иногда в данных присоединяется условие о неотчуждении имущества одаряемым церковным учреждением ни продажей, ни меной, ни дарственной (Там же., VIII, XVIII). Данные на имущества, которыми даритель владеет не на праве собственности, подлежат таким же ограничениям, как и купчие на подобные имущества (см. данную Якшилова племяннику на землю в митрополичьей волости 1533–1534 гг.; Там же., XVI).
4. Заем
Заем, по Русской Правде, еще близок к найму движимого имущества; предметом займа могут быть не только деньги, но мед, жито и другие вещи (Кар. 47, 49–65). При этом отличие договора займа заключается в том, что предметом его должна быть такая вещь, которая должна быть возвращена верителю не в своей индивидуальности, а мерой, счетом или весом. Заем не в деньгах, а в продуктах (хлебе) продолжался и в Московском государстве (см. Важ. уст. гр.; Улож. X, 246) с тем, однако, отличием, что иногда после просрочки заемщик обязывается возвратить капитал уже не вещами, а деньгами (Ак., отн. до юр. быта, II, № 125).