Очаг поражения
Шрифт:
Рабочий день в трибунале еще не закончился, и люди постоянно то входили, то выходили из него. В их потоке было несложно пропустить грека.
«Интересно, есть ли у него жена, дети… А ведь он даже не догадывается, что его заказали… Наверное, думает о том, как придет домой, поцелует жену, обнимет ребенка… А может, он действительно ничтожный человек, которому нет места на земле? Может, его руки по локоть в крови, и, убив его, я сделаю великое дело?.. Охраны никакой. Беспечный народ! Выстрелю – никто не задержит… Я смогу сбежать. Вернусь на родину героем. Сестры будут в безопасности… Жена родит мне
Когда на шестой день кончилась водка, он увидел за окном море
Прослушав доклад о телефонном разговоре грека с русским, начальник службы безопасности трибунала пошел в оперативный зал, чтобы лично руководить операцией. Интуиция подсказывала ему, что он на верном пути. Имея допуск в любое помещение трибунала, он без проблем попал в кабинет технической службы.
– Где он сейчас?
– Едет в аэропорт. Русский прилетает через пятнадцать минут. Оперативник у него на хвосте.
– Какой рейс? Москва – Гаага?
– Нет, летит с Бали.
– Иногда я жалею, что рухнул «железный занавес». Тогда русских в Европе было наперечет, да и те или спортсмены, или балеруны. А сейчас, где их только нет. Словно долго сдерживаемая тяга к путешествиям вырвалась на свободу. Вот ты знаешь, где больше всех пьют?
– В России? – ответил оперативник, оторвав взгляд от огромного монитора, на который вывели изображение с видеокамер международного аэропорта Гааги.
– Верно. Зимой в России, а летом в Турции и Египте, потому что туда приезжает много русских. – Начальник службы безопасности самодовольно хмыкнул, вспомнив дни, проведенные в Турции, где в одном из баров ему довелось пересечься с русскими. – Правду говорят, что русскому хорошо, то немцу смерть.
– Наговоры. Это сами русские и придумали, – решил вступить в полемику рыжий оперативник, наливая воду из кулера.
– Я тоже так думал, пока не принял участие в алкогольном турнире. Они, эти русские, очень хитры. Желающим принять участие выпивку предлагали бесплатно. А на кон поставили тысячу евро против ста. Я думал, что умею пить, но, как выяснилось, пока русские разминались, большинство участников эксперимента сошло с дистанции. Я же был смертельно пьян. Когда я, выпив последнюю свою рюмку, залег на полу, глядя немигающими глазами в потолок, они, не шатаясь, стояли надо мной. Есть у них нечто нам непонятное: они собутыльников не бросают. Вот и меня притащили к себе в номер. Проснулся от жуткого похмелья и желания опорожниться. Долго приходил в себя, не понимая где я. Тело лежало ровно, а в голове качало так, что, казалось, я на борту небольшой посудины в сильный шторм. И какого черта русская речь? Меня осенило. Я спьяну упал в море, и меня подобрали русские. Встав с постели и держась за все, что попадало под руки, я вынес тело на свет. В комнате за невысоким столом сидели победители спиртного дерби. Они продолжали пить и объясняться в дружеских чувствах друг другу, по очереди спрашивая: «Ты меня уважаешь?», на что слышался односложный ответ «уважаю», подтверждавшийся поглощением алкоголя.
Заметив меня в дверях туалета, они обрадовались словно малые дети и, вцепившись в меня, усадили за стол.
Я пытался уйти, ссылаясь на головную боль, ломоту в пояснице и руках. На что они, обнадеживающе похлопав меня по всем частям тела, пообещали вмиг вылечить. Показали пример на себе, выпив за мое здоровье, и, не отпуская моих рук, влили мне в рот полстакана водки.
В свой номер я попал на третьи сутки, и то лишь потому, что русские улетели.
– Они вас не выпускали из номера? – спросил рыжий.
– Что вы, они таскали меня за собой по барам двое суток, очень хотели вылечить, на ноги поставить. Все приговаривали, наливая мне очередную порцию: «Сейчас как огурчик будешь». К концу вторых суток я огурчиком так и не стал, а вот русская дама, прибившаяся к нашей стае, меня просветила. Когда я, сидя на диване в очередном питейном заведении, упал к ней на колени, она изрекла: «Катька, гляди, лорд в сиську упился». И они зычно заржали, оставив меня лежать на дамских бедрах.
– Кстати, как там обстановка? – восстановил начальник своим вопросом рабочую атмосферу.
– Рейс пришел. Пассажиры проходят таможню. Наш объект пока один.
– Он с табличкой?
– Нет. В руках пусто.
– Значит, знакомы лично.
– Шеф, вот точный перевод первой перехваченной беседы. Там сказано, что русский, его зовут Феликс Саенко, в свое время спас нашего грека, когда тот в Крыму попал в автокатастрофу.
– Русским сделали запрос о Феликсе Саенко?
– Сделали, но сначала у украинских коллег пришлось выяснять подробности крымского происшествия, чтобы получить больше информации о Феликсе Саенко. Иначе русские сказали бы, что у них этих Саенко, как грязи.
– Узнали?
– Кое-что.
– А как это звучит на нормальном человеческом языке? – с трудом сдерживая негодование, спросил босс. – Есть что-то более конкретное?
– Есть официальная бумага по линии Интерпола, в которой говорится о Саенко Феликсе Сергеевиче, бизнесмене, арестованном по подозрению в организации наркотрафика и выпущенном под подписку о невыезде.
– Значит, наш грек связан с наркотиками… Опять пустышку вытянули. Подключай к этому делу наше отделение Интерпола и передавай операцию ребятам из наркоконтроля.
– Шеф, я не договорил. Их Саенко скончался во время автокатастрофы в день освобождения.
– Значит, это другой Феликс Сергеевич. В машину объекта микрофоны заложили?
– Три штуки, и маячок… Смотрите, сейчас будет контакт! – Оперативник увеличил на мониторе радостное лицо грека, махающего рукой высокому мужчине со смуглым от загара лицом.
– Увеличьте и отправьте фотографию русским. Пусть посмотрят, что он за фрукт.
– Шеф, какой фрукт?
– Проехали. Запросите у Москвы идентификацию.
– Файл отправлен.
– Разговор можно услышать?
– Нет. Лазер не берет. А нашего парня с длиннофокусным микрофоном не пустили через рамку. Но мы услышим их разговор в машине, – и рыжий улыбнулся начальнику, показав белые крепкие зубы.
– Как только сядут в машину, добавь звук и толмача сюда!
– Он уже здесь. Старый эмигрант. Еще из СССР.
– Оперативник представил боссу мистера Шнайдера, плешивого худого человечка, все это время тихо посмеивающегося в дальнем углу комнаты.