Очарование зла
Шрифт:
— Вы что, не слышите меня? — Вера встала, нервно прошлась по кабинету. — Мирским вообще не надо заниматься. Он не шпион, говорят вам.
— Гучкова, вы не будете указывать отделам НКВД, чем им следует заниматься, а чем не следует. Наша Родина окружена врагами. Если мы потеряем бдительность хотя бы на мгновение, мы погибнем. В Европе назревает война, хотя об этом еще не говорят открыто… Вы слушаете меня?
— Вообще-то, — сказала Вера, — мне нужны совершенно не вы, товарищ Слуцкий. Я просила о встрече с товарищем
— А вы упрямы, и вам это идет даже больше, чем цвет помады, — сказал Слуцкий. — По-вашему, нарком должен принять вас по поводу ареста какого-то Мирского?
— Да, я так считаю, — Вера чуть наклонила голову, глянула исподлобья. — Впрочем, я просила о встрече с ним не только из-за Мирского. Я хочу передать ему письмо. Лично.
Слуцкий насторожился, улыбка сбежала с его лица.
— Какое еще письмо?
Вера сказала небрежным тоном:
— Да так, одно письмо. В котором я изложила мои соображения по поводу недостатков в организации работы нашей агентуры в Париже.
Слуцкий долго молчал. Взял из стаканчика карандаш, покрутил в пальцах, рассматривая, как узор на карандаше сливается в спираль. Поставил на место.
— Это письмо при вас?
— Да, — не задумываясь ответила Вера.
— Позвольте взглянуть.
— Оно адресовано не вам, — напомнила Вера.
— Это письмо касается работы руководимого мной отдела, — голос Слуцкого окреп, в нем появился металл. — Прежде чем оно попадет к наркому, я обязан ознакомиться с содержанием.
Вера отступила на шаг от стола. Слуцкий буквально пригвоздил ее к месту взглядом — она и не подозревала, что этот человек умеет так смотреть.
— Гучкова, — произнес Слуцкий жестко, — не будем терять время.
Вера молча вынула письмо и бросила его на стол. Листки разлетелись по поверхности стола. Слуцкий аккуратно сложил их стопкой, накрыл ладонью.
— Я ознакомлюсь с ним сегодня же. — Он нажал на кнопку, в дверях появился безликий скучный дежурный. — Проводите, — велел ему Слуцкий.
Вскинув голову, Вера вышла. Сегодня на ней были не сапоги, а туфли, но выразительного стука каблучков, как всегда, в этом кабинете никто не слышал — все приглушали ковры.
Трайл позвонил сегодня раньше обычного, и по его тону Вера сразу поняла, что произошло нечто особенное.
— Вера, — не здороваясь, заговорил он, — мы должны срочно встретиться.
— Что случилось? — спросила она, интимно дыша в трубку.
Дежурный, как обычно, стоял поблизости и делал вид, будто не слушает. Вздохи в телефон производили на дежурного странное действие: он начинал ежиться, как будто между лопаток у него нестерпимо чесалось.
— Вера, это серьезно, — сказал Роберт. — Я не могу говорить об этом по телефону. Приезжай ко мне в гостиницу.
— Не могу. У меня сейчас важный экзамен.
— Приезжай после экзамена! — Голос Роберта готов был сорваться.
Вера с сожалением ответила:
— Вечером от нас в Москву нет транспорта, ты же знаешь…
«Может быть, взять служебную машину? — лихорадочно соображала она. — Что там у него случилось? После ареста Мирского можно ожидать чего угодно…»
Помолчав, Трайл безнадежно сказал:
— Просто это очень важно. Вера… Ты меня слышишь?
Вера решилась:
— Я приеду завтра утром.
— Буду ждать, — он сразу повеселел и с облегчением попрощался.
Вера положила трубку и, обернувшись, встретилась глазами с комендантом. Тот, разумеется, ничего не забыл и не простил — только ждал своего часа, чтобы наброситься:
— Опять звоните по служебному телефону?
Дежурный решил вмешаться. Приблизившись, он щелкнул каблуками:
— Она не звонила, товарищ комендант. Это ей позвонили.
Комендант, побагровев от гнева и вместе с тем тайно возликовав, развернулся к Вере:
— Вы что же, дали засекреченный номер постороннему лицу?
— Это не постороннее лицо, — с презрением ответила Вера, — это мой муж.
— Запомните, — отрезал комендант, — для курсантов нашей школы все: мужья, жены, тещи, дети — все являются посторонними лицами. Все, без исключения! Родная мама! Я сейчас же телефонирую руководству о грубейшем нарушении вами режима!
Вера пожала плечами.
— Ваше право, как я полагаю. Позвольте…
Она обошла его, как неодушевленный предмет, по кривой и неспешно удалилась.
Вере на удивление просто оказалось договориться об утренней отлучке из школы. Руководство даже выделило ей автомобиль. День начинался теплый, на душе, как ни странно, у нее было спокойно и радостно. Она чувствовала себя защищенной. Все эти разговоры о «превращении человека в винтик» казались Вере глупыми. Тот, кто так говорит, просто не понимает, о чем взялся судить.
Неожиданно ее посетила невероятная мысль. Отец бы ее сейчас понял. Отец был некогда частью великого целого и кое-что значил для этого великого целого. Ощущение незабываемое.
Разумеется, Вера никогда не расскажет отцу о своей деятельности в Советской России. И все же…
Тут мирный ход ее мыслей оборвался: автомобиль явно направлялся не туда, куда просила Вера.
— Стойте! — обратилась она к водителю. — Я выйду.
Водитель никак не отреагировал. Автомобиль продолжал плавно катить по величественным улицам Москвы. Навстречу плыл роскошным сверкающим кораблем поливальщик улиц; широкие «усы» воды изливались из него на мостовую. Москва сверкала окнами, свежей влагой, облицовочным камнем. Красивые люди спешили по улицам. Светлая одежда, лазоревое небо.