Очарование зла
Шрифт:
— Здравствуйте, — повторил он, подходя к ней.
— Добрый вечер, Николай Иванович, — машинально отозвалась Вера. И вдруг, всхлипнув, начала плакать. Слезы хлынули из ее глаз потоками, из горла вырывалось сдавленное рыдание. Она пыталась улыбнуться, но ничего не выходило: губы прыгали, а всхлипы шли один за другим, все громче и жалобней.
— Что с вами, Вера Александровна? — Ежов откровенно растерялся.
Она молча продолжала плакать. Напряжение последних дней вырвалось наконец наружу, Вера не в силах была
Ежов взял со стола салфетку, бережно царапнул Веру по лицу жестким крахмальным уголком. На салфетке остались черные разводы.
Вера благодарно улыбнулась трясущимися тубами, приняла салфетку, промокнула лицо.
— Вас кто-то обидел? — грозовым тоном осведомился Ежов.
— Я подумала… — Она глубоко вздохнула и замолчала, глядя на него сияющими голубыми глазами.
— Что вы подумали? — Он вдруг растерялся. Это вышло трогательно.
Вера глубоко вздохнула, приходя наконец в себя.
— Я решила, что меня арестовали.
— Вас? Арестовали? — Ежов медленно покраснел. — Кто может арестовать вас? — в его тоне прозвучала угроза. — Исключено, Вера Александровна. Вас никто арестовать не может.
Вера еще раз вздохнула, и слезы опять потекли из ее глаз. «Теперь уж все равно», — подумала она и высморкалась в салфетку, бросив ее после этого на пол.
Ежов аккуратно положил ей на плечо свою маленькую сухую ручку.
— Успокойтесь же. Успокойтесь… Сегодня Мирский на допросе наконец-то признался, что оклеветал вас.
— Значит, он все-таки не английский шпион? — Вера покосилась на руку Ежова, не решаясь высвободиться.
Он сам убрал руку, жестом пригласил ее к столу.
— Увы. Разумеется, он — английский шпион! Сегодня на допросе он признался, что оклеветал вас по заданию английской разведки…
— Боже, — вздохнула Вера. — Но для чего английской разведке моя испорченная репутация?
— Давайте обсудим это во время ужина, — предложил Ежов. — Что будете пить? Хотите коньяк? Здесь армянский — очень хороший. Или вы предпочитаете шампанское? У меня французское.
— Я не пью, — сказала Вера.
Признание, поставившее в тупик не одного мужчину. Но только не Ежова.
— Может быть, сегодня сделаете исключение? — невозмутимо произнес он. — Ради меня. А? Вера Александровна?
Она молча подчинилась.
Он встал, завел патефон. Вернулся за стол, лично налил ей шампанского.
— Вы поразительно красивая женщина, Вера Александровна.
Густой, тягучий голос певицы лился из патефона. Цыганский романс. Он странным образом гармонировал с портретом полуобнаженной красавицы и обликом самого наркома — с его голодной внешностью нервного подростка. Очевидно, таким он и представлял себе «светлое будущее». Лично для себя, во всяком случае.
Вера против воли ощутила прилив симпатии. Пока она смотрела на улыбающегося Ежова сквозь бокал с шампанским, пока радужные грани рассекали статуэточное личико наркома, ей все яснее становилось одно: он спас ей жизнь. Единственным возможным в данной ситуации способом. Мирский погиб в тот миг, когда признал себя английским шпионом. Теперь его вынудили признаться в клевете на Веру. Разумеется, без применения мер физического воздействия. Боже, Дмитрий!..
Вера отхлебнула шампанского.
— За вас, Николай Иванович.
— Вы поразительно хороши, Вера Александровна, — медленно проговорил он.
— Я вам так благодарна, — молвила она, отставляя бокал. — За все.
Ей хотелось в этот миг, чтобы он понимал: она обо всем догадалась. Догадалась и признательна.
Ежов махнул рукой с вилкой и насаженным на нее куском красной рыбы:
— Ну что вы, что вы!.. Товарищ Сталин постоянно требует от нас, своих соратников, быть особенно внимательными к товарищам, которые сохранили преданность делу!.. Кстати, — прибавил он, — Вера Александровна, ваш отъезд в Париж откладывается.
— Почему? — удивилась она.
— Вам лучше завершить курс в школе… Да я и сам увидел, как вы огорчились, узнав, что вам предстоит срочно расстаться с Москвой. Вот я и принял решение — отложить ваше возвращение в Париж. Согласны?
Вера не успела ответить: в глубине зала, скрытый за горами хрусталя, фарфора, вздыбленного полотна, зазвонил телефон. Ежов сорвался с места и метнулся на зов, точно пес, заслышавший призывный свист хозяина. Сорвал трубку, приложил ее к уху.
— Слушаю, товарищ Сталин!
Затем обернулся к Вере и быстрым жестом показал ей, чтобы она вышла. Вера украла со стола маслинку, подмигнула Ежову и направилась к двери.
Кося на нее глазами, Ежов говорил:
— Выезжаю, товарищ Сталин! Через полчаса буду!..
Вера закрыла дверь. Перевела дыхание Она чувствовала себя больной, разбитой. Как будто прорыдала целый день и теперь готова слечь в температуре. Ежов исчез — вероятно, вышел в ту же дверь, в которую входил. Стоя в коридоре в растерянности, Вера слышала, как от особняка отъехал автомобиль. Больше ничего не произошло. Было тихо и темно.
Вера осторожно вернулась в пустой зал. Села опять за стол. Касательно намерений Ежова у нее не возникало ни малейших сомнений. Что ж, она не была против. Он, по крайней мере, умеет ухаживать. Делает это, быть может, не слишком умело, зато с размахом и блеском! Бриллиантов пока не подарил, зато подарил жизнь. Тоже недурное украшение, хоть на грудь и не повесишь, как это делает Плевицкая.
Вера положила себе в тарелку закусок и с аппетитом поужинала.
За ней пришли через полчаса. Очевидно, вернулась машина, отвозившая Ежова к товарищу Сталину. Вера весело сказала одинаковым мужчинам в плащах: