Очень долгое путешествие, или Инь и Ян. Авалон
Шрифт:
— Что мы можем сделать? — спросила я.
— Вы не можете помочь мне, глупцы, — прошептала она. — Если только не достанете с того света Тиссаю де Врие.
Второй раз за вечер я слышала имя знаменитой чародейки — ректора Аретузы.
— Чем бы тебе помогла Тиссая? — спросил Иорвет.
— Тебе пересказать программу магистрата академии и мой диплом? — голос Филиппы окреп и зазвучал злобно. — Рассказать, как она превратила хнычущую соплячку в великую чародейку? Как забрала часть моей жизни и спрятала в магии, чтобы из пережитой
— И почему же у тебя, великой чародейки со сверхмощным источником энергии, не хватает сил? — с досадой бросил Иорвет.
— Потому что сейчас, чтобы выжить, нужна не разрушающая тело магия, а простая жизненная сила, — с горечью ответила она. — Нужна забранная Тиссаей маленькая несмышлёная дурёха Филь — та, что всегда мешала мне…
Я раскрыла ладонь с медальоном чародейки.
— Ключ… Ключ открывает ту дверь, где заперта часть тебя? — спросила я.
— Да! — прошипела она. — Тебе легче от этого ответа? Мне — нет.
Она попыталась поднять голову. Повернула лицо с завязанными глазами к Иорвету и выкрикнула:
— Убей меня, эльф, добей безболезненно и точно! Хотя бы это ты умеешь, я знаю!
— Я сделаю это для тебя, если ты наложишь на кровь контрзаклинание к тому, которым пыталась убить меня в Лок Муинне. Я обещаю, что сделаю это.
Голова Филиппы опустилась.
— Я не могу даже обезболить себя, глупый эльф, ты хочешь невозможного.
Она затихла, сложив окровавленные руки на животе. Перочинным ножиком я спорола ключ с подкладки медальона.
— Вот и изнанка пригодилась, — сказала я Иорвету и протянула руку. — Пойдём.
***
От подошв расходились круги. Вода? Нет. Мы стояли на поверхности — бесконечной, чёрной. Лежащая Филиппа была едва видима во мраке, с лавки капала тягучая, как расплавленный гудрон, кровь и соединялась с той, что была под ногами. Невдалеке ярко сияла одиноко стоящая дверь.
Мы обошли её — стен не было, и казалось, что дверь не вела никуда. Я вложила в замочную скважину ключ, повернула.
Удар с той стороны распахнул дверное полотно, сшиб с ног, отбросив на Иорвета. Белый вихрь вырвался из проёма, взорвав поверхность под ногами. В лицо били чёрные брызги. Пригнувшись и ухватившись друг за друга, мы прорывались навстречу урагану. Уцепившись за косяк, я подтянулась, и Иорвет втолкнул меня внутрь.
Ветер стих. У стены прорисовавшегося штрихами сарая лежала на соломе худенькая девочка-подросток с двумя косичками в стороны. Она не была нарисованной — она была на изнанке светящейся и настоящей, как мы с Иорветом.
— Нет, не наказывайте меня, — она приподнялась на руках и попыталась отползти в угол. — Я ничего не сделала, ничего…
Лицо девочки было в кровоподтёках, на тонких белых руках чернели синяки. Она забилась в угол, съёжилась, закрыв руками голову. Спереди на юбке расплылось свежее кровавое пятно.
— Ты свободна, ты можешь уйти отсюда, — я присела на
Девочка недоверчиво и с опаской смотрела на меня, словно не верила, что кто-то разговаривает с ней.
— Она выгнала меня. Она сказала, что я лишняя.
Иорвет присел рядом и исподлобья рассматривал юную Филь.
— Она поплатилась за это. Ты нужна ей.
Так же, как и я, Иорвет протянул открытую ладонь. Девочка робко подняла свою, заколебалась, будто раздумывая, кому её вручить, а потом решилась и взяла меня за руку.
По чёрной успокоившейся поверхности мы возвратились к Филиппе. Я обернулась — дверь исчезла. Филь отпустила мою ладонь, забралась на лавку.
— Я не виню её, — проговорила она тихо. — Она просто хотела забыть. Чтобы быть сильной.
— Сильной всё это время была не она, — сказал Иорвет, оглянувшись в черноту, где совсем недавно стоял сарай, в котором целую вечность, день за днём, Филь проживала своё прошлое.
Она улыбнулась ему едва заметно и застенчиво, подвинулась на лавке и улеглась в нарисованное тело чародейки.
***
— Держи ноги! — скомандовал Иорвет, обхватив Филиппу, которая брыкалась и билась на лавке, разбрасывая снопы искр.
— Зачем?! — кричала она. — Зачем вы это сделали?!
Тело её выгнулось, а искры на этот раз не исчезли, а скопились сияющими облачками около ран. Обмякнув, она перекатилась на бок. Всхлипнула, скорчилась и вдруг зарыдала, тонко подвывая и закусив нижнюю губу. Мы с Иорветом удивлённо переглянулись. Немыслимо было представить, чтобы это была прошлая Филиппа. «Нет зрелища более жалкого, чем плачущая чародейка», — говорила её наставница, Тиссая де Врие, и Филиппа Эйльхарт лучше кого бы то ни было усвоила урок.
— Даже ценой жизни я не сделала бы этот выбор, — проговорила она сквозь всхлипы. — Вернуть память о том, что со мной делали. Вернуть забитую девочку, которой не место в Аретузе… Чтобы стать великой чародейкой, ты должна быть жёсткой, ты должна идти по головам…
Последнюю фразу она произнесла, чеканя слоги и понизив голос, и я поняла, что это тоже были не её слова, а Тиссаи.
— По головам ты пришла с выколотыми глазами на пыточную лавку и едва не отдала концы на костре, — жёстко сказал Иорвет. — Теперь ты можешь жить.
— Каково это — в моём возрасте встретиться лицом к лицу с прошлым, которое должно было быть прожито и забыто пару веков назад? — она комкала ткань нижних юбок у груди. — Каково знать, что источник силы потерян безвозвратно, что ты никогда больше не сможешь достичь вершин?
— Ты можешь начать всё с начала, — сказала я.
Со стоном она села на лавке, прикоснулась к изуродованным стопам, поправила мокрую насквозь повязку на глазах.
— Начать с начала… — прошептала она горько. — С телом калеки, с больной душой… Есть только один вариант.