Очень мужская работа
Шрифт:
— Я уже некоторое время данный объект просто называю космическим кораблём, шеф. И в ус не дую.
Эйч-Мент помолчал.
— Как-как ты сказал? — переспросил он.
— В ус не дую. Прекрасно себя чувствую.
Эйч-Мент поскрёб нос ногтем.
— Не ты один, не ты один… О'кей. Мистеру Горски расшифровку твоего интервью с ходилами я отдал, у него и у его бандитов наверняка уже семьдесят три теории готовы… Из них семьдесят две — инопланетные. Или, в крайнем случае, инопространственные… Что будем делать-то, Клубин? У нас тут, оказывается, контакт с инопланетянами был. Нет?
— Не знаю.
— Ты повышен на звание за такой ответ. А в порядке бреда? Dam't, себя мне надо за такие вопросы в звании понижать… Отвечай.
— Советские
— Восемьдесят восьмой год, сонни. Или восемьдесят девятый?..
— Ну и что? Какая разница, какой год, шеф? — спросил Клубин вежливо.
Эйч-Мент помолчал.
— Согласен, неважно. Но вряд ли архивы такого уровня сохранились в постсоветском дерьме. Если даже что-то и было… Либо сгорело, либо продано… Прикажешь мне брать заложников у россиян? Отдайте нам ваши секретные библиотеки, а то мы сейчас ваши бюджетные деньги объявим незаконными доходами и конфискуем? Или опять сместим с поста генсека NATO? Очень смешно.
— Генсек-то ладно, но вы попробуйте найти разницу между их бюджетными деньгами и частными, вам экономисты памятник поставят… Комиссар, вряд ли сами россияне что-то сейчас знают. Такой был бы у них козырь, вы что. Нет, они наверняка не в курсе. Кто знал — мертвы, а архивы наверняка дырявые и неполные были изначально. Да, мы с вами сейчас бредим, не забывайте, шеф.
— Не забываю. Итак, некие биотехнологические исследования. И именно советские, не украинские. Не россиянские.
— Да. Только не «россиянские», а «российские».
— Piss off, man. Ещё какие идеи?
— Лично у меня одна внятная идея, Комиссар. Про россиян — я говорю вам в порядке бреда, подчёркиваю. Проверить надо, надо очень хорошо подумать и очень тщательно проверить, чтобы в тылу не оставлять, но я не верю в советские биотехнологии, в результате реализации которых возникла Зона. А моя идея проста. Летающая тарелка. Та самая, сбитая над станцией в апреле восемьдесят шестого. Лежала она в лесу, потихонечку автоматически ремонтировалась. Фонила на всю округу. Ну вот и отремонтировалась. Зона — внешний скелет и энергосистема. Как у контролёра — нервная.
— Детский сад, — сказал Эйч-Мент задумчиво. — Фантастический рассказ. Зона — проекция динамической конфигурации тарелки на местности? Детский сад, сонни.
— Так с детьми мы дело и имеем, Комиссар.
— Как вы мне все надоели! — повысив голос на четверть тона, что означало протяжный вопль, пробурчал Эйч-Мент. — Ну ладно. У меня нет времени, мне уже пора бежать, сонни, Сталкиллер. Ты у меня левая рука. — Эйч-Мент был левша. — Что мне делать? Рекомендуй.
— Комиссар, мы знаем, что в районе Котлов существовал и действовал советский секретный объект. Именно с ним связаны Влад и Влада, именно из района Котлов стартовал НЛО, именно оттуда вышли в их настоящем виде Уткин и Пушкарёв. Что это был за объект? Земные исследования? Или там действительно хранилась инопланетная посудина? Рекомендую использовать наши информационные возможности… неизвестной природы. То есть Хозяев, Комиссар. — Эйч-Мента ожидаемо откровенно передёрнуло. — В Москве есть контролёры, есть они и в Киеве. Значит, вам нужно двое из Хозяев, пусть возьмут по три-четыре особи, выведут их из-под охоты и ловят нужных чиновников. Сталкеры мы или не сталкеры, в конце концов? Если уж забивать микроскопами гвозди, так уж по шляпку. И зачем брать заложников, когда можно брать сразу языков.
— Пленных, ты имеешь в виду? — уточнил Эйч-Мент, воззрясь на Клубина с любопытством.
— Да.
— Ну ты нахал, Сталкиллер. Принято, согласен. Информация о Котлах нам нужна. У Хозяев нынче выбора нет. Согласен. Тем более — всё это пройдёт под шумок, — заключил Эйч-Мент по-русски. Он помолчал. — Ну а твои действия?
— Я закончу интервью и пойду в Зону с Уткиным и Пушкарёвым. Вы сами надеетесь, что всё кончилось?
— Нет, и не имею права. И ты не имеешь. И всё наоборот, сынок. Я надеюсь, что ничего не кончилось. И тебе приказываю надеяться.
— Я хотел, чтобы вы это сказали вслух, шеф. Спасибо.
— Незаконному мигранту в глотку твоё спасибо. Так что про наших уродов, зачем тебе с ними в Зону?
— Им туда надо. Значит, там что-то осталось. Важное. Важное и для нас. Кто первый встал, того и Зона, шеф.
Эйч-Мент помолчал.
— Слушай, а не зря мы мировую общественность пускаем наблюдать? — спросил он.
— Google? Нет, не зря. И за кого вы меня держите? Они у меня под контролем. Не давайте только ни WASA, ни корейцам, ни частникам лезть в зенит Зоны. Никаких дронов, никаких беспилотников. Опять же, Эмираты, Мирза-Чарле. Вот их надо придержать, как мы с вами и договорились. А за Google не беспокойтесь. Под контролем. Думаю, монитор уже устанавливают. Мне здесь он очень поможет. Лично мне. И вам, значит.
— Roger, сору. Тебе что от меня ещё нужно? Материалы? Люди?
— Ответы.
— Давай.
— Как обстановка в районе «Камино»?
— Ни выживших, ни уцелевших.
Эйч-Мент был предельно точен в формулировке. Клубин вздохнул.
— Жалко? — спросил Эйч-Мент.
— Очень, Комиссар, — откровенно ответил Клубин. — Я надеялся на Вобенаку. Хорошо хоть Наполеон выжил… Очень жалко, в общем.
— Мне тоже жалко, — сказал Эйч-Мент, принимаясь застёгивать свой плащ. — Карьер — не жаль, а вот «Камино»… Очень жалко. Твою дочку спасли, вылечили. А остальные сто миллионов человеков прямо сейчас? Как им помочь? — Эйч-Мент помолчал, возясь с застёжкой на животе. — Мне всю Зону жалко. На аэродроме сегодня — вылез из шаттла, иду, гляжу — валяется пустая консервная банка. Сладкое молоко, знаешь? И так мне стало горько, что никакая неизвестная, мать её, природа больше не превратит эту несчастную банку в магнитную дыру, в «семьдесят седьмую». Останется банка просто банкой. Вовеки веков. Так и сгниёт пустышкой… Не интересно же! Скука. А так было интересно. Надо успеть нам к включателю первыми, Сталкиллер… Да, кстати! Доктору Горски ты должен бутылку, а не он тебе. Сводка к тебе не попала по моему распоряжению. Я сам хотел тебе сказать. Полюбоваться.
Ничего себе! У Клубина отвисла челюсть. Железный Сталкиллер остолбенел. Суперсталкер, охотник на кровососов потерял контроль над лицом.
Эйч-Мент с удовольствием пялился, скаля свою радиоактивную металлокерамику.
— Да — ты — чё!.. — выдавил Клубин. — Комиссар, вы серьёзно?
Эйч-Мент хохотнул — словно стальным языком по железному нёбу.
— Есть такой слух. Профсоюз действительно готовит иск. Непосредственно к нам. Возмещение упущенной прибыли и счастья человечества. Мы, стало быть, виноваты, что Карьер накрылся. Сумма — три процента ВВП стран-основателей. Ежегодно. На сто лет. Мне уже звонили из канцелярии Её Величества. Ругались русским матом. Вот тебе, Сталкиллер, и мистер Горски. Он же фантазёр. Молодец он, а не фантазёр. А ты — Фома, не верующий в абсолют человеческой глупости. Пошёл, пошёл слушок, не сомневайся, сонни. Но благодаря мистеру Горски мы заранее готовы.
«Пошёл слушок», «есть такой слух» у Комиссара означало «информация достоверная, перекрёстно подтверждённая независимыми источниками».
— Повзрывать их к чёртовой матери, анацефалов? [9] — спросил Клубин.
Эйч-Мент пожал плечами.
— Хорошо бы. Но… Ты бутылку-то старику отдай, раз проспорил, а в политику не лезь, сонни. Не надо никого взрывать. Не двадцатый век. Человеческая жизнь священна. И всё такое.
— Так то — человеческая…
— Кстати о жизни. Ты опять без оружия.
9
Анацефал — урод, лишенный головного мозга и черепной коробки.