Очень смертельное оружие
Шрифт:
Как и в Батубулане, я не различила звука выстрелов, только почувствовала, как Федя всей тяжестью навалился на меня, и услышала плеск за бортом. Это, как впоследствии выяснилось, свалился в воду усатый. Парень в гавайской рубашке тихо охнул и безвольно раскинулся на носу, уронив простреленную голову на руль.
С трудом отпихнув в сторону тело Федора, я заглянула за борт. Тело усатого плавно опускалось на дно. Его голова тоже была пробита пулей. Вода вокруг нее приятно розовела.
Три выстрела и все – точно в голову. Вот это снайпер! И снова меня не тронули! Машинально я отметила, что, судя по траектории пуль, стрелять должны были с обрыва. Я перевела взгляд
Я была готова поклясться, что где-то там прячется Марик. Кто еще стал бы проявлять обо мне такую заботу? Конечно, думая так, я немного себе льстила. Если на обрыве действительно находился грузино-еврейский поэт, то привели его туда отнюдь не романтические воспоминания о наших юношеских отношениях. Скорее всего сейчас он следил за арабами или за «мухоморовцами» в надежде заполучить электромагнитную бомбу, но разве имеет значение, почему он там оказался?
«Но ведь Светка сказала, что Марика убили полтора месяца назад», – неожиданно вспомнила я.
Она могла ошибаться. В любом случае сейчас не время об этом думать.
Подхватив Федора за плечи, я с трудом перевалила его через борт. Почему-то больше всех мне было жаль именно Федю. На мгновение я задумалась о том, была ли у него семья. Может, стоило посмотреть его документы? Черкнуть семье пару строк типа: «Пал смертью храбрых в борьбе за правое дело»? Хотя вряд ли он таскает свой паспорт в кармане гидрокостюма, а его близких наверняка известит Яша Мухомор. Я вздохнула над темнеющим под водой телом Феди, а затем без особых сожалений спихнула за борт бандита в гавайской рубашке.
Склонившись над Стивом, я прикоснулась пальцами к его сонной артерии. Пульс нормальный. Дыхание вроде ровное. Будем надеяться, что к тому времени, как мы доберемся до Ловина-Бич, он очнется. Если, конечно, нам еще позволят добраться до Ловина-Бич.
На полу под штурвалом я обнаружила любимую игрушку настоящих мужчин – пистолет-пулемет «Кедр-Б» со встроенным глушителем и лазерным целеуказателем. На военном стрельбище, куда по блату пару раз проводил меня третий бывший муж, мне приходилось стрелять из «Кедра». Думаю, что при необходимости справлюсь и с этой моделью, благо они не слишком отличаются друг до друга. Я отсоединила магазин. Он был полон. Что ж, это хорошо.
Вставив магазин на место, я положила автомат обратно под штурвал и резко дернула за шнур, заводя мотор. Как ни странно, он завелся с первой попытки.
Поставив рукоятку газа на максимум, я, радуясь быстро сгущающимся сумеркам, понеслась навстречу полыхающему золотыми и розовыми тонами тропическому закату. Если кто-то решит нас преследовать, в темноте это будет не так просто сделать.
Как всегда в тропиках, сумерки надвигались на океан стремительно и неотвратимо, как эпидемия бубонной чумы на беззащитные города средневековой Европы. Берег почернел, и на фоне угасающего неба лишь неясно выделялись очертания вулкана, великого и всемогущего Гунунг Агунга. Небо на горизонте закрывала сплошная темная пелена. Прямо по курсу лодки пелена расслаивалась на длинные полосы, подсвечиваемые снизу невидимым глазу пламенем. Их форма и цвет менялись, как в калейдоскопе. Теплое золото сменилось светло-розовым цветом. Он, в свою очередь, наливался краснотой, становясь кроваво-багровым, а потом фиолетовым. Рябь на поверхности океана сверкала, как чешуя летучей рыбы, отливая всеми цветами радуги.
Меня всегда завораживали закаты и восходы над большими водными пространствами.
В отличие от Стива я давно смирилась с тем, что Санта-Клаус не существует. Горький ошибался, полагая, что «Человек – это звучит гордо». История человечества была в первую очередь историей жадности, жестокости и насилия. Чем же тут гордиться? Только что на моих глазах разыгралась очередная кровавая драма. Сколько подобных драм видели эти зализанные волнами скалы?
В 1846 году недалеко от нашего пляжа потерпел крушение маленький китайский парусник. Никому из членов экипажа не удалось спастись. Часть груза была прибита к берегу и подобрана местным населением.
Воспользовавшись этим предлогом, голландцы обвинили балийцев в воровстве и объявили войну балийскому радже княжества Бадунг. На остров была отправлена карательная экспедиция. С военных кораблей голландцы безжалостно обстреляли беззащитные, густонаселенные села южного побережья острова. После этого вооруженные скорострельными нарезными ружьями голландские войска высадились на берег.
Балийцы могли противопоставить огнестрельному оружию только луки, стрелы и копья. И еще пупутан.
Этот уникальный, напоминающий амок боевой транс когда-то принес балийцам славу бесстрашных непобедимых воинов. Пупутан спасал их всегда от любых врагов, но перед нарезным оружием и он оказался бессилен.
Впадая в особое состояние контролируемого безумия, в котором боец перестает испытывать страх перед смертью, балийские воины двинулись на европейцев в психическую атаку: размеренным шагом, сомкнутыми рядами, под лихорадочно-резкие звуки помогающей поддерживать транс ритмичной музыки.
Не видя ничего вокруг, не оборачиваясь на упавших, балийские мужчины шли и шли грудью на оружейные залпы и продолжали наступление до тех пор, пока было кому наступать……
Когда голландский экспедиционный корпус подступил к дворцу раджи Бадунга, женщины с криками: «Вот то, за чем вы пришли!» – бросали из окон в солдат золотые монеты. Солдаты смеялись и набивали карманы испачканным кровью золотом.
Раджа велел поджечь свой дворец. В праздничных одеждах, со всей своей семьей, священнослужителями, воинами и военачальниками он вышел на свой последний смертный бой. С помощью медитации войдя в пупутан, раджа первым пошел на голландские ружья.
Балийцы падали сотнями. Те, кому не досталось пули, закалывали себя кинжалами. Жрецы наносили смертельные удары женщинам, детям, тяжелораненым. В живых не осталось никого. Голландцы могли гордиться собой. В их летописи было внесено упоминание о новой знаменательной победе. Они считали себя героями, а не преступниками. Победителей не судят. Удобная жизненная позиция.
Сколько еще подобных эпизодов было в жизни балийского народа? А в истории человечества?
Заварушка вокруг электромагнитной бомбы Семена Тетерина чем-то неуловимо напоминала пародию на завоевание Бали. Хотя Бали тут ни при чем. Это была просто пародия на завоевание. Мужики разных национальностей в который раз с азартом убивали друг друга, чтобы получить то, чего все равно им потом будет мало. А раз мало – надо снова убивать. Убивать или быть убитым. Победителей не судят, а мертвому уже ничего не нужно.