Очень темное дело
Шрифт:
Саша посмотрел на Федю как на умалишенного.
— Нет, Федь, ты явно перегрелся. Правильно Петька сделал, что пошел за мороженым. Вот только так мы его и не поели. Слушай, а давай сейчас купим, у меня в животе с голодухи бурчит. Давай сами рубли поменяем и вперед.
— Как хочешь, — безразлично отмахнулся Федя: после странного отъезда Петьки у него и правда пропал всякий аппетит.
— Пошли менять вместе, — подбивал его Саша, — чтобы не теряться.
Федя возражать не стал, сходил вместе с Сашей к меняле — не к тому, в синей бейсболке, к другому, — успешно разменял
— Ну, хоть что-то, — удовлетворенно гладил себя по впалому животу Саша, когда они закончили скромную трапезу все под тем же каштаном. — Теперь я и соображать могу. А то один желудок и жил, вернее, помирал голодной смертью. Вот слушай, что я предлагаю.
Федя насторожился — сам он, как ни старался, никак не мог найти выход из сложившейся ситуации. Саша между тем излагал свои вызревшие идеи.
— Сидеть здесь, — рассудительно начал он, — больше нет никакого смысла. — То есть мне так кажется. Петька сюда уже не вернется. Теперь — что мы с тобой знаем? Мы знаем, что он укатил в красных «Жигулях» с этим завернутым археологом. Даже ручкой не помахал.
— Он-то нас не видел, — вступился за друга Федя.
— Да я и не говорю ничего — не видел, не видел. Только теперь нам его найти надо. Потому что, мне так кажется, он имеет о нас какую-то неправильную информацию. Иначе бы уже вернулся.
— Какую еще информацию? — не совсем понял Федя.
— Ну, думает, что нас загребли в милицию. Или что мы уже уехали в Крым.
— Чушь, — возмутился Федя. — Что он, дурак, что ли?
— Ну, а как ты объяснишь, что он с Витаминычем без нас уехал?
— Не знаю, — признался Федя.
— И я не знаю, но думаю, что он либо сам запутался, либо ему башку задурили.
— Да кому надо его дурить?! — опять возмутился Федя.
На это Саша мог только пожать плечами.
— В любом случае, — сказал он, — факт остается фактом: он уехал на «Жигулях» с археологом.
— И что? — немного ехидно спросил Федя, которого уже стали раздражать безрезультатные рассуждения приятеля.
— А то, что надо постараться теперь их найти.
— Как?
— Ну, во-первых, мы знаем, что этот Борис Вениаминович собирался в Крым. Во-вторых, мы знаем, что его туда должна была отвезти машина от Украинской академии наук. Значит, — с этими словами Саша решительно поднялся с травки, — мы прямо сейчас должны отыскать эту самую академию и разузнать там все об археологе из Москвы Борисе Вениаминовиче.
— Точно! — оживился Федя. — Наверняка они еще ни в какой Крым не уехали. А если и уехали, то мы точно узнаем куда.
— Ну. — Саша развел руками, показывая, мол, молодец, сам все понял, и Федя тоже поднялся с насиженного газона.
— Вперед! — бодро скомандовал Саша.
— А куда? — опять потускнел Федя. — Где она, эта Украинская академия?
— Ерунда, — беззаботно отозвался Саша, — язык до Киева доведет.
— Мы уже в Киеве, — криво усмехнулся Федя.
— Тем более. Пошли. Спорим на рубль, что мы эту академию в два счета отыщем. — Саша опять протянул Феде свою узкую темную кисть с немного более светлой морщинистой ладошкой. Чтобы только отвязаться, Федя снова поспорил.
После этого Саша решительно повернулся на сто восемьдесят градусов и пошагал куда-то в неведомом направлении. Феде ничего не оставалось, как последовать за ним. Непонятно почему, но настроение у него заметно улучшилось, и поставленная Сашей цель не казалась больше недостижимой.
А Саша шагал и шагал. Он оставил позади привокзальную площадь и бодро двинулся по улочке вдоль трамвайных путей в город, туда, где над крышами домов виднелся внушительных размеров храм со шлемовидными куполами.
— Куда мы идем? — наконец спросил, догнав его, Федя.
— В город, — ответил смуглый проводник, — там разберемся.
Идти по Киеву было вовсе не скучно. И не только потому, что интересно гулять по любому незнакомому городу, но и потому, что ребят веселили украинские вывески.
— Кафе «Млинцы», — вслух читал Саша и тут же сам спрашивал на украинский лад: — А шо це таке «млинцы»?
— Я думаю, это блинцы, блинчики то есть, — улыбаясь, высказал догадку Федя.
— Не-а, не угадал, — возражал Саша, — это мельницы, вон, смотри, нарисованы.
И такие чудеса языка попадались на каждом шагу. Саша, одержимый манией спора, по каждому случаю держал с Федей пари. Так он проиграл рубль, утверждая, что «зырочка» — это глазок, а оказалось — «звездочка». Зато выиграл ту же сумму, правильно угадав, что «капелюхи»— это шляпы, а Федя посчитал их почему-то пипетками. Но оба они были посрамлены, когда оказалось, что «перукарня» — которую Федя считал пекарней, а Саша булочной, — обычная парикмахерская.
За таким веселым занятием друзья очень скоро вышли на большой перекресток с какой-то широкой улицей, вернее, проспектом или бульваром, над которым возвышался памятник человеку на коне и с маузером на поясе.
— Интересно, кто это? — просто так, чтобы что-то сказать, поинтересовался Федя.
— Сейчас узнаем. — Саша тут же повернул к памятнику. — Да это ж Щорс! Товарищ Щорс! — радостно выкрикнул он словами песенки «Манго-манго», и от этого стало еще веселее. Однако им предстояло выбрать, в какую сторону идти от перекрестка.
— А теперь куда? — спросил Федя, озираясь, как богатырь на распутье с известной картины.
Саша ненадолго погрузился в раздумье, почесывая курчавый затылок. Направо проспект подымался в горку, а налево, соответственно, катился вниз.
— Туда, — уверенно махнул рукой налево Саша.
— Почему? — удивился его уверенности Федя.
— Под горку идти легче, — прозвучало в ответ.
— Нет, давай лучше спросим, — не согласился Федя и сам подошел к молодой парочке, сидевшей на скамейке неподалеку от Щорса. — Извините, как нам найти академию? — вежливо спросил он.
— Академию? — удивился парень. — Ах академию, это туда. — И он махнул рукой туда же, куда указывал до этого Саша. — До площади Перемоги, — добавил парень.