Очерки истории средневекового Новгорода

Янин Валентин Лаврентьевич

Летописи не называют в связи с событиями 1170 г. конкретной иконы, того запрестольного образа, который якобы был взят из церкви Спаса на Ильиной улице. Летописи не указывают также конкретного места сражения новгородцев с суздальцами. Что касается первой детали, она может и не восходить к устной традиции: коль скоро в середине XIV в. потребовалась «реликвия» битвы, ею могли объявить любой подходящий к случаю древний богородичный образ. Предпочтение иконе из Спасской церкви могло быть оказано хотя бы потому, что Ильина улица, на которой стоит церковь Спаса, созвучна с именем главного действующего лица легенды – архиепископа Илии. Иное дело – место битвы. Оно названо в «Слове о Знамении», и, надо полагать, это единственная деталь легенды, восходящая к народной памяти.

«Слово о Знамении» обозначает место сражения, вернее – место того участка новгородского острога, около которого концентрируются все события, так: «Иде же ныне монастырь святыа Богородица на Десятине». Местоположение монастыря Рождества Богородицы на Десятине, остатки которого существуют и сейчас, хорошо известно в Людином конце Софийской стороны Новгорода. По промерам 1632 г., от монастырского собора

до ныне сохранившегося земляного вала Окольного города 74 сажени (157 м; Опись 1632 г. использует трехаршинную сажень) и «на том месте Десятинского монастыря саду 41 сажень» (87 м) [550] . До тех пор, пока вал Окольного города датировался XII веком или даже еще более ранним временем, исследователей могло удовлетворять представление о том, что указанный в «Слове о Знамении» участок острога можно идентифицировать с отрезком земляного вала, расположенным к западу от Десятинного монастыря, где битва с суздальцами локализуется и известными изображениями XVII–XVIII вв. (Знаменская и Фроло-Лаврская иконы) [551] . Однако сейчас, когда доказано, что валы Окольного города насыпаны не ранее конца XIV в., требуется более строгий подход к фразеологии источника. «Иде же» – не синоним понятиям «противу» или «около». Это выражение может означать только одно: на том месте, где ныне расположился Десятинный монастырь.

550

Воробьев А. В. некоторые сведения по топографии Новгорода по архивным документам XVII в. // Новгородский исторический сборник. Новгород, 1961. Вып. 10. С. 239.

551

Гусев П. Л. Новгород XVI века по изображению на хутынской иконе «Видение пономаря Тарасия» // Вестник археологии и истории. СПб., 1900. Вып. 13. С. 11, рис. II; С. 16, рис. IV.

В самом деле, возникновение Десятинного монастыря только в 1327 г. означает, что до того этот участок не был занят застройкой, а находился за ее пределами. О том же свидетельствуют данные относительно толщины новгородского культурного слоя. Территория Десятинного монастыря входит в широкую зону окраинного для города слоя минимальной мощности (до 2 м), тогда как в непосредственной близости к монастырю, на восток от него, в сторону распространения древнейшей застройки, начинается зона более мощного слоя толщиной до 3 м и выше [552] . Если предположить, что сооруженный на месте будущего Десятинного монастыря острог 1170 г. [553] совпадал со стабильной линией городского рубежа XII–XIII вв., то для доказательства этого положения требуется установить, что в XII в. застройка касалась этого рубежа, не переходя за него. Такие доказательства имеются.

552

Хорошев А. С. Новые материалы по археологии Неревского конца // Новгородский сборник. 50 лет раскопок Новгорода. М., 1982. С. 253–259.

553

О строительстве острога при приближении суздальцев в 1170 г. говорится в летописном рассказе (НПЛ. С. 33).

Источники как раз в указанном месте называют одну из древнейших приходских церквей Людина конца – храм св. Якова на Добрыне улице. Названная церковь в летописи упоминается впервые под 1175 г.: «.. загореся пожар от Деигуниць, и съгореша церкви 3: святого Михаила и святого Якова и святого Възнесения» [554]

В цитированном сообщении наверняка речь идет о храме св. Якова в Людином конце, а не об одноименной в Неревском, поскольку две другие церкви, горевшие в тот же пожар, находились вблизи Добрыни улицы. Через шесть лет после пожара 1175 г. церковь отстроена вновь: в 1181 г. «сърубиша церковь святого Иякова на Добрыни улици» [555] . Та же церковь упоминается в Лобковском прологе 1262 г.: «В лето 6970 напсах книгы сия рукою моею грешны Тимофеи пономарь святого Якова святому Образу». Идентификация места написания Пролога с Яковлевской церковью именно Добрыни улицы очевидна потому, что церковь Образа числилась также «на Добрыне» [556] . В 1423 г. на месте деревянной церкви был сооружен каменный Яковлевский храм. [557]

554

НПЛ. С. 34.

555

НПЛ. С. 37.

556

Подвигина Н. Л. К вопросу о месте составления Синодального списка Новгородской Первой летописи // Вестник МГУ. Сер. 9. История. 1966. № 1.

557

НЛ. С. 266–267; НПЛ. С. 414.

Поскольку пономарь Тимофей был также одним из переписчиков Синодального списка Новгородской Первой летописи, с церковью св. Якова на Добрыне улице связывается и более ранний переписчик этого свода – Герман Воята, написавший о себе под 1188 г., что он был «иереи святого Якова» и служил «у святого Иякова полъпятадесят лет (т. е. 45 лет. – В. Я.) в кротости и съмерении и богобоязньстве» [558] . Иначе говоря, дата несомненного существования этого храма возводится по крайней мере к 1143 г., т. е. он уже стоял во времена, предшествующие битве новгородцев с суздальцами.

558

НПЛ. С. 39.

Местоположение церкви св. Якова, ныне не сохранившейся, устанавливается показаниями планов Новгорода XVIII в. (позднейшим из них является генеральный план 1778 г.) [559] , но нагляднее всего – «Росписью Софийской стороны» 1632 г. Яковлевский храм находился в 25 саженях (53 м) от соборной церкви Десятинного монастыря, будучи отделен от последней Волосовой улицей, а обе эти церкви отстояли от нынешнего вала Окольного города на 74 сажени (157 м) [560]

559

Ср., например: Кушнир И. И. Новгород. Л., 1972. С. 65.

560

Воробьев А. В. Указ. соч. С. 239.

Таким образом, если линия острога 1170 г. действительно проходила на месте позднейшего Десятинного монастыря, то ближайшей к ней церковью на этом участке оказывается Яковлевский храм на Добрыне улице. После основания Десятинного монастыря о месте битвы говорили: «Иде же ныне монастырь святыа Богородица на Десятине», а до 1327 г. должны были бы обозначать его иначе: «Возле церкви святого Якова в Людином конце». И это обстоятельство возвращает нас к вопросу о связи знаменского праздника с днем поминовения св. Якова Перского. Допустимо предположить, что в храмовый праздник 27 ноября служба св. Якову соединялась с воспоминанием о победе, добытой новгородцами около этой церкви, в которой, видимо, должен был совершиться и первый благодарственный молебен после битвы 1170 г. По-видимому, и погребение погибших в сражении (в первую очередь, противников Новгорода, которые ведь тоже «хрыстияне суть») в скудельницах наверняка совершалось на кладбище Яковлевской церкви или в расположенном рядом с ней овраге, который в дальнейшем постоянно использовался как скудельница. Полагаем, что до установления общегородского празднования «Знамения» в середине XIV в. память о битве 1170 г с поминанием ее жертв уже была привязана к дню св. Якова Перского по указанной причине, и именно эта традиция воздействовала на сохранение рассмотренной особенности знаменского культа.

Любопытно, что и в некоторых других случаях мотив плачущей Богоматери оказывается связанным с именем св. Якова, хотя приводимые ниже примеры имеют отношение к одноименной церкви в Неревском конце. В 1208 г., когда 17 марта был «без вины» убит Олекса Сбыславич, то «заутра плака святая Богородица у святого Якова в Неревьском конци» [561] . В той же церкви 1 октября 1391 г. «от иконы Пресвятыя Богородица Покрова текоша слезы из обою очию». [562]

561

НПЛ. С. 50, 247. В действительности это событие произошло в 1207 г., так как в летописи говорится о субботе 17 марта, что соответствует не 1208-му, а 1207-му году.

562

НЛ. С. 246.

Изложенному наблюдению, казалось бы, противоречит то обстоятельство, что церковь св. Якова на Добрыне улице в позднейшее время считалась посвященной не Якову Перскому, а апостолу Якову «брату Господню» (Якову Алфееву; дни поминовения в церковных службах – 9 и 23 октября). Однако самое раннее такое обозначение относится к последней трети XV в., будучи впервые зафиксировано в «Описании семи новгородских соборов» [563] . Во всех более ранних случаях она называется просто Яковлевской. Это имеет отношение и к летописному сообщению под 1423 г., когда она поименована храмом Якова апостола [564] , поскольку так она обозначена только в Новгородской Третьей летописи XVII в., тогда как в Новгородской Первой летописи младшего извода середины XV в. подобное уточнение отсутствует. Примером того, как посвящение алтарей изменялось в пользу более значительных одноименных святых, может служить судьба придела Якова Перского в Знаменской церкви. Мы уже видели, что возникновение этого придела связано с главной задачей знаменского культа и Знаменского храма. Тем не менее к 1611 г. он в «Росписи новгородских храмов» именуется приделом во имя св. Якова Алфеева. [565]

563

Янин В. Л. Указ. соч. С. 112.

564

НЛ. С. 266–267.

565

Исторические разговоры о древностях Великого Новгорода. М., 1808. С. 87; Опись Новгорода 1617 г. М., 1984. Ч. 2. С. 329.

Такая эволюция посвящений имеет определенный смысл и способна объяснить странное и парадоксальное на первый взгляд обстоятельство. Казалось бы, победа Москвы над Новгородом при Иване III должна была способствовать не распространению, а, напротив, уничтожению знаменского культа, антимосковского и сепаратистского по своему существу. Между тем после вхождения Новгорода в состав единого Русского государства Знаменские храмы широко распространились по всей стране, включая и Москву, а знаменский культ приобрел общерусский, а не локально новгородский характер. Надо полагать, что содержание и направленность этого культа пережили какие-то достаточно существенные изменения.