Очерки истории средневекового Новгорода
Шрифт:
В нем говорится только о двинских и задвинских землях; претензии, касающиеся Важской земли, отсутствуют. При этом учтены обыски Луки Строганова, за исключением Колмогор, Падрина погоста, Койдокурии, Кехты Великой, Низовской луки всей до моря, Шастозера и Моржовой горы (не учтен также обыск Великой слободы, но она находится в Важской земле). Кроме того, фигурируют претензии по бывшей вотчине Федора Андреевича Ростовского на Двине (Заостровие, Юмыш, Иксоозеро). Однако добавлены и новые требования: к великокняжеским землям отнесено все морское побережье от устья Двины до устья Онеги на западе (включая и заявленные Строгановым претензии на Неноксу и Уну) и до устья Мезени на востоке (включая усть-Пинегу); названы также впервые Лукин берег, Конев остров, Лисичий остров, река Солга, земли по Варзуге и в Умбе, а на средней Двине – половина Тоймы Верхней, Кодима, Сельцо, Корбала, Осиново поле, речь о которых прежде не возникала. Все эти земли с древних времен были новгородскими, о чем свидетельствуют многочисленные упоминания указанных пунктов в двинских грамотах, утверждавшихся новгородской администрацией [777] . Сравнительно с обысками Луки Строганова уточнены и претензии по Емецкому погосту,
777
ГВНП. № 153, 155, 216, 224 (Лукин берег); 186, 190, 269, 270, 274 (Конев остров); 137, 221 (Лисеостров); 207 (Солга); 218, 222, 223, 265 (Варзуга); 218, 222, 223 (Умба).
Все изложенные наблюдения приводят к выводу о том, что максимальный объем претензий, выраженный в «первом» списке, относится ко времени, непосредственно предшествующему походу Ивана III на Новгород в 1477 г. Следовательно, и сборник, включающий этот список, был приготовлен именно к этому походу, отражая те минимальные намерения, с которыми московский великий князь начал свое наступление на боярскую республику, оказавшееся последним. В сборнике нет тех раздельных хронологических пластов, наличие которых предположил Л. В. Черепнин, как нет в нем и ориентации каких-либо групп документов на цели походов 1471 и 1475 гг. Напротив, самый поздний «первый» список Двинских земель содержится в начальной части сборника, так же как и уставная грамота Двинской земле 1397 г., обосновывающая те претензии, которые включены в позднейшие два списка. Единственный документ, предназначенный для похода 1471 г., – «третий» список Двинских земель – оказался во второй части сборника, которую Л. В. Черепнин связывал с походом 1475 г.
Невозможно связать этот сборник и с подготовкой похода 1475 г. Выйдя из Москвы 22 октября 1475 г. в свой «мирный» поход, Иван III был в Новгороде 23 ноября и оставался там только до 26 января; последний пир был ему дан 14 января 1476 г., «а которые посадники и тысяцкие не успели пиров чинити на великого князя, а те все с дары приходили бити челом великому князю, чем было его на пирах дарити». «Февраля 8, в четверг, въехал князь велики на Москву утре пред обеднею» [778] . Между тем в составе сборника имеется копия документа, составленного 6 апреля 1476 г., т. е. тогда, когда Иван III уже был в Москве по окончании похода [779] .
778
ПСРЛ. Т. 6. С. 205; Т. 25. С. 307–308.
779
АСЭИ, 3. С. 36, № 20.
Ориентация сборника на подготовку похода 1477 г. очевидна. Сборник в том аспекте, который нас интересовал, обосновывает претензии великого князя на двинские и задвинские земли, что составляет существенную часть политической программы этого похода. В самом деле, претензии Ивана III на Двинские земли оставались лишь претензиями до окончательного покорения Новгорода. Единственное, чего он добился на предыдущих этапах борьбы, – подтверждения юридической принадлежности ему пинежских и мезенских земель, промененных новгородцами на старые «ростовщины» еще при Василии Темном, и важских волостей Емская гора и Кирии горы, также полученных еще великим князем Василием Васильевичем. Естественно поэтому, что вопрос о Двинских землях снова возникает во время последних переговоров с Новгородом в Паозерье. 8 января 1478 г. великий князь «тем их пожаловал, что имати ему одинова на год дань с сохи по полугривне со всех волостей Новугородских, и на Двине, и в Заволочье, на всяком кто ни пашет землю, и на ключникех, и на старостах, и на одерноватых» [780] . 13 января «говорили им о пригородех, и о Двине и о Заволочьи, что пригородом всем, да и Двиняном, и Заволочаном, крестное целование Новугородское с себе сложити, а целовати им на великих князей имя» [781]
780
ПСРЛ. Т. 6. С. 217; Т. 12. С. 184; Т. 25. С. 320.
781
ПСРЛ. Т. 6. С. 218; т. 12. С. 186; Т. 25. С. 321.
Разница в происхождении и юридическом состоянии великокняжеских вотчин, полученных у Новгорода Василием Темным в качестве старых «ростовщин» и завоеванных Иваном III вместе со всей Новгородской землей, наглядно отражена в духовной грамоте великого князя Ивана Васильевича, составленной в 1504 г. По духовной все рассмотренные выше земли завещаются преемнику Ивана III – великому князю Василию Ивановичу, однако в виде двух раздельных массивов, первый из которых в целом наименован «ростовщиной»: «Да в Заволотцкои земле Ростовщину: Пинега, и Кегрола, и Чякола, Прьмъские, Мезень, Немъюга, Пильи горы, Пинешка, Выя, Тоима, Кирьи горы, Емъская гора на Вазе со всем, и Онтонова перевара, Корболскои остров, Шогогора, Керчела, Сура поганая, Лавела, и с-ыными месты, что к тем волостем потягло» [782] . Здесь легко опознается тот объем волостей, который был впервые передан Москве после Яжелбицкого соглашения, а затем, после новых захватов, затребован и получен Иваном III в 1471 г. Если в 1471 г. по незнанию не поднимался вопрос о Емской горе, то это в конечном счете не могло изменить ее юридического состояния, определившегося при Василии Темном. Именование пинежских и мезенских земель в духовной Ивана III «ростовщиной» наиболее убедительно подтверждает выдвинутый выше тезис о промене настоящих старых «ростовщин» на эти земли.
782
ДДГ. С. 356, № 89.
Во второй массив входят земли, перешедшие под суверенитет Москвы вместе со всем Новгородом: «Да сыну же своему Василью даю Заволотцкую землю всю, Онего, и Каргополе, и все Поонежье, и Двину, и Вагу, и Кокшенгу, и Велскои погост, и Колмогоры, и всю Двинскую и Заволотцкую землю» [783] .
Такое же разделение заволоцких волостей сохраняется и в духовной грамоте Ивана IV, составленной в 1572 г. Все эти волости завещаются великому князю Ивану Ивановичу, но опять в виде раздельных массивов: «Да в Заволоцкои земли Ростовщину: Пенегу, Керчму, Прьмские, и Мезень, Немью, Пильи горы, Пенешу, Выу, Тому, Кур-Горы, Елаская гора на Ваге со всем, и Онтакова перевара, и Карыалскои остров, и Шалга-Гора, Корчала, СураПаганая, Лавела, и с иными месты, что к тем местам потягло» [784] ; «да ему жь даю Заволоцкую землю: Онего, и Каргополе, и все Поонежье, и Двину, и Вагу, и Коншегу, и Великои погост, и Холмогоры, и всю Двинскую землю, как было при мне» [785] . Духовная известна только по списку начала XIX в., все многочисленные ошибки в наименовании географических пунктов принадлежат в ней переписчику.
783
Там же. С. 357, № 89.
784
ДДГ. С. 437, № 104.
785
Там же. С. 438, № 104.
Резюмируя изложенные наблюдения, хотелось бы подчеркнуть следующее.
Двинские устремления Москвы были теснейшим образом связаны с подчинением великим князьям Белоозера и Ростова. С переходом в московское подчинение этих княжеств их земельные владения на севере подпадали под московский суверенитет, что создавало повод для вмешательства великих князей в те конфликты, которые возникали из-за внедрения новгородцев в «ростовщины» и «белозерщины». Суверенные права Москвы в районах таких конфликтов расширялись по мере присоединения Белоозера в 80-х годах XIV в., покупки Сретенской половины Ростова в первой половине XV в., перехода на московскую службу отдельных ростовских князей младшей линии и, наконец, приобретения Борисоглебской половины Ростова в 1474 г. Эта последняя акция наиболее существенно вооружила Ивана III для создания политической программы земельных требований у Новгорода, включивших претензии на все заволоцкие земли. Однако такая программа выглядит и весьма ограниченной сравнительно с теми результатами, которые принес Москве поход на Новгород в 1477 г. Очевидно, что, организуя этот поход, Иван III не рассчитывал на столь решительный успех, приведший к ликвидации боярской республики, которая пала не только из-за военного поражения, но и в силу внутреннего политического кризиса олигархической власти бояр, ставшего главной причиной поражения.
В настоящем очерке рассматриваются события только второй половины XV в. Однако вполне логично предположить, что и первый московский натиск на Двину в конце XIV в. использовал ту же конфликтную ситуацию, которая сложилась тогда с подчинением Москве Белоозера. Интерес московских великих князей к Двине проявляется впервые в 1386 г., когда Дмитрий Донской ходил на Новгород ратью, «держа гнев про волжан на Новъгород». После заключения мира «за волжан взя князь великыи у Новаграда 8000 рублев. Тои же зимы ездиша за Волок Федор посадник Тимофеевич, Тимофеи Юрьевич, а с ними боярьскии дети, брати 5000 рублев, что возложил Новъгород на Заволочкую землю, занеже заволочане были же на Волге» [786] . Это сообщение привычно толкуют как рассказ о каре за ушкуйный поход на Волгу. Между тем в одном из новгородских актов «валжанами» называются жители Важской земли [787] . Нет ли в действительности в цитированном летописном рассказе сообщения о конфликте из-за «белозерщин» на Ваге?
786
НПЛ. С. 380–381.
787
ГВНП. С. 167, № 110.
Столкновения из-за «белозерщин» угадываются и в летописном рассказе о событиях 1397–1398 гг. После коммендации Двины Москве новгородцы организовали поход в Заволочье «поискати своеи отчины и дедины». По прибытии новгородского войска в Орлец выяснилось, что великокняжеские бояре захватили софийскую волость на Вели, «а от князя великого приихал на Двину в засаду князь Федор Ростовьскыи городка блюсти и судити и пошлин имати с новгородскых волостии; а двиньскии воеводы Иван и Конон с своими другы волости новгородскыи и бояр новгородскых поделиша собе на части». Реакция на эти события весьма характерна: «И поидоша на князя великого волости на Белоозеро, и взяша белозерьскыи волости на щит, повоевав, и пожгоша, и старыи городок Белозерьскыи пожгоша, а из нового городка вышедши князи белозерьскыи и воеводы князя великого, и добиша чолом воеводам новгородчкым и всем воем. И взяша у них окупа 60 рублев, а полона поимаша бещисла, и животов поимаша бещисла» [788] .
788
НПЛ. С. 391–392.
Падение Новгорода
Начало падения новгородской независимости относится к концу 1470 г. 5 ноября (по другой летописной версии – 8 ноября) скончался архиепископ Новгорода и Пскова Иона, а на его место новгородцы избрали Феофила, хиротонисанного в Москве митрополитом Филиппом 15 ноября 1471 г. Однако еще задолго до поставления владыки был приглашен в Новгород князь Михаил Олелькович из Литвы, и новгородцы «держаша его у собе время доволно, чиняще тем грубость государю великому князю» [789] .
789
ПСРЛ. Т. 4. С. 502.