Очерки времен и событий из истории российских евреев. 1917-1939. Книга 3
Шрифт:
Сестра отца Ида уехала из местечка в Бобруйск‚ устроилась официанткой в командирскую столовую и вскоре вышла замуж за летчика Сергея Костина. За гоя! И без того больную бабушку это совсем подкосило. Она вызвала Иду для разговора: "Ты что‚ хочешь моей смерти?" – "А что я такого сделала? Он хороший‚ и я его люблю". – "Она его любит! А среди евреев нет уже хороших?" – "Я не нашла". – "Ну‚ все! Все евреи попрятались от нашей Иды! И она не нашла! Вот‚ Ицик‚ – обратилась бабушка к деду. – Надо было больше ломать спину‚ чтобы вырастить для гоев этих безмозглых кобыл". И чтобы не повторилась эта история с другими "кобылами"‚ их посылали в Витебск под покровительство старшего
Папа помогал им устраиваться на работу‚ а еврейских женихов они сами находили‚ без всякой помощи‚ легко и быстро: папины сестры были видными. Жениться и выходить замуж за своих соплеменников в нашей среде было тогда незыблемой традицией; смешанные браки были еще редкостью в довоенном Витебске... Хочу добавить‚ что женская полнота в то время считалась эталоном красоты и достоинства. Помню‚ как сетовала соседская старушка‚ что одному из ее сыновей не повезло с женой: у Моисея‚ Моти‚ Гриши жены как жены – полные‚ представительные‚ а у Миши не на что посмотреть: "а цукрохене", кожа да кости.
Мацу пекли в нашем доме. Пекарней становилась большая столовая в квартире Яхниных и кухня‚ в которой по этому случаю растапливали русскую печь. Процесс выпечки мацы был настоящим праздником для всех. Для этой работы обычно приглашали несколько женщин из бедных. Тут их нельзя было узнать: тщательно вымытые‚ одетые в чистые платья‚ в белых фартуках и белых косынках‚ – они не были похожи на тех‚ кто приходил в наш дом за подаянием. Чувствовали они себя за общим‚ угодным Богу делом уверенно и благостно‚ много говорили и смеялись. Я хорошо запомнила процедуру выпечки мацы‚ но не помню‚ чтобы кто-либо в нашем дворе отмечал Пасху по правилам; не помню ни одной хупы‚ ни одной бармицвы‚ ни одной субботней трапезы. Но многие вековые привычки еще держались‚ их поддерживало неосмысленное убеждение: так надо‚ потому что так поступали отцы‚ деды‚ прадеды. Только обряд обрезания строго держался до самой войны.
Этому обряду подвергли и моего младшего братишку Яшу‚ хотя законы религии в нашей семье совершенно не соблюдались. Верующих в нашем дворе не было‚ но даже у моего папы‚ бывшего комсомольца‚ хранился на дне сундука талес. Верующих не было‚ но когда мы‚ дети‚ под влиянием антирелигиозной пропаганды вертелись около стариков и злорадно кричали: "Бога нет! Бога нет!" – то получали от соседей затрещину‚ и родители эту меру приветствовали.
В моем довоенном детстве еще писали письма на идиш. Именно такие письма мы получали от тети из Слуцка. Я разглядывала буквы-раковинки‚ и мне страшно хотелось проникнуть в их загадочный смысл. В них было что-то таинственное и необычное‚ как в сказках "Тысячи и одной ночи". Когда я приставала к маме‚ чтобы она научила меня читать эти буквы‚ мама со смехом отмахивалась: "Зачем это тебе? Это никогда в жизни не пригодится". Мама была абсолютно уверена‚ что еврейство растворится в многонациональной советской среде‚ и не скрывала‚ что она бы одобрила этот путь. И поэтому‚ когда пришла пора моего ученичества‚ мама‚ не колеблясь‚ повела меня в русскую школу‚ хотя еврейская была гораздо ближе‚ и мне хотелось в нее..."
6
Р. Зайчик‚ свидетель того времени (из воспоминаний‚ написанных в 1990-е годы):
"Мой отец – раввин реб Авроом Зайчик‚ сын раввина реб Бецалеля Гакоэна – родился в еврейском местечке Смиловичи Игуменского уезда Минской губернии‚ где его отец – мой дедушка – рав реб Бецалель‚ сын рава реб Цви Зеэва Гакоэна‚ почти шестьдесят лет был раввином... Броха‚ моя будущая мать‚ была дочерью известного раввина Александра-Сендера
Отец был раввином в Юревичах до 1922 года. Его знали во всех городах и местечках от Киева до Минска‚ на раввинский суд к нему стояли в очереди. Отец много работал‚ писал комментарии по религиозным проблемам... С 1922 по 1929 год он был раввином в Смиловичах и‚ продолжая дело своего отца‚ пользовался большим авторитетом по всей округе. Но гонения на верующих начались и там. И отец решил переехать в Москву‚ чтобы скрыться от бдительного ока большевистских властей... Буквально через неделю после отъезда отца в Смиловичах были арестованы все‚ кто имел отношение к духовенству...
Мой отец организовал в Москве объединение "Ахим" ("Братья"). В тот период семейные связи распадались‚ дети были вынуждены покидать родителей‚ даже делать вид‚ что отказываются от них; многие оставались без родителей‚ погибших от войны‚ погромов‚ лишений и репрессий. Организация "Ахим" объединила молодежь‚ в основном одиночек... приобщила к религии (или дала возможность не отойти от нее)‚ обеспечила круг человеческого общения‚ психологическую поддержку‚ в какой-то степени придала уверенность в завтрашнем дне... В 1934 году отцу было предложено место московского раввина‚ но он отказался‚ учитывая политическую обстановку тех лет.
Времена резко менялись к худшему. Наступал зловещий 1937 год... Жизнь превратилась в сплошной кошмар. Долгие ночи напролет отец просиживал без сна в темноте‚ у окна дома на окраине Москвы‚ где мы жили. Как только где-то проходил автомобиль‚ он говорил‚ обращаясь к моей матери: "Броха‚ это за мной..." Страшно стало хранить еврейские – особенно религиозного содержания – книги. Частично отец раздал их‚ частично хранили в чуланах‚ даже в погребах‚ ибо многие боялись держать их дома... О рукописях я уже не говорю. Они представляли наибольшую опасность. Отец все дни просматривал их и со слезами на глазах бросал в огонь. Было сожжено огромное количество рукописей... Так отец жил три года. Все это отразилось на его здоровье‚ он тяжело заболел и был призван ко Всевышнему 14 швата 5700 года (24 января 1940 г.)...
Моя жизнь сложилась трудно: я попал‚ можно сказать‚ "меж теснин"‚ прожил в страхе долгие-долгие годы. Но мне многое довелось увидеть‚ во многом принять участие... Мой сын – единственный внук моих родителей – профессор рав реб Бецалель Гакоэн (он назван именем моего дедушки) взялся за книги предков‚ – эти "головни‚ спасенные из огня" в прямом смысле слова‚ – многое собрал‚ пересмотрел‚ привел в порядок. В его планах использовать их и написать об этом‚ в том числе и о сохранившихся рукописях моего отца. И Всевышний да будет ему в помощь!.."
***
Хасидский цадик рабби Шломо Бенцион Тверский из Чернобыля бежал в Киев от погромов Гражданской войны‚ переехал затем в США‚ но в 1929 году вернулся на Украину к своим последователям. В его киевской квартире была устроена синагога; ежедневно цадик принимал посетителей‚ по субботам хасиды приходили к нему на трапезу‚ а на проводах субботы пели и танцевали. Это было время преследования религии‚ однако ежемесячно рабби Шломо Бенцион выходил на улицу вместе со своими хасидами и приветствовал наступление нового месяца; во время праздника Суккот на его балконе строили сукку.