Очевидное-Невероятное
Шрифт:
— Логично, — вынужден был согласиться я.
Тут мы вместе: я и Василий Васильевич сделали несколько круговых движений головой — до хруста в позвонках. Юркому пришлось подождать, пока мы закончим.
— Выходит, всё зашибись, верно? Стало быть, мы всецело можем на вас рассчитывать?
— Можете, — сухо пообещал я.
— Мне показалось, вы кого-то искали взглядом? — обратилась ко мне женщина с присобаченным к маленькой голове огромным шиньоном. — Я права?
— Логично, — снова сказал я.
— Собутыльника потеряли?
Я кивнул.
— Воблина Викентьевна, ну зачем вы так, в самом деле?
Человек-лев
— Заболел ваш Добрыня Никитич, голубчик! Это я ещё мягко выражаюсь. Выпил вчера литр ментолового спирта и как говорится: не жди меня, мама! Да-да. Именно! Еле откачали его. Хорошо, физические параметры — ё моё, не то бы вынесли вперёд ногами!
— Вынесли, — не сдержался любитель мяча. — Такого ещё поди подними!
— Ну да… — Василий Васильевич на секунду-другую сбился. — Да… Именно… А ведь мы делали на него ставку! Открытый, общительный — такой, знаете ли, чувашский богатырь. Слегка — недотёпа, чуть-чуть — герой, но всегда готов
протянуть руку помощи! Одним словом, свой среди чужих, чужой среди своих! Да-с…
В разговор, наконец, вступил четвёртый ангел — самый молодой из них. Молодой, да, видно, ранний. Говорил, будто милостыню протягивал.
— Позвольте, Василий Васильевич?
— Да-да, Густав Карлович, пожалуйста…
«Ну, если Густав Карлович, — подумал я, — то это уж точно добра не жди!»
И почему я так подумал?
Юркий, меж тем, вытащил откуда-то мяч и давай катать его по столу.
Коллеги сначала завороженно наблюдали за манипуляциями коллеги и только после оклика главного сделали вид, что это им вообще неинтересно!
— Семён Семёныч! — Василий Васильевич вернулся на место и отобрал у проказника мяч. — Ну, зачем же на столе, голубчик? Если уж совсем невтерпёж, шли бы вон под щит! Мы вас слушаем, Густав Карлович!
Мы, главное! Нет, вы слыхали? А я тут что, для мебели?
— Значит, смотрите, что у нас получается…
Как он выглядел, этот Густав Малер? Малер — это композитор такой, великий! А этот Густав — его полная противоположность! Наверное, если нигде не сгодился, самое лучшее — подать заявку на членство в каком-нибудь Почётном Комитете. Или Ассоциации. Или, что там у нас ещё? Бюро, Синклит, Совет Старейшин! И не то, чтобы он был плох собой — нет, наоборот: позировки, костюм, красноречие! И главное, голос! Голос, который я уже где-то слышал. Слышал вот-вот, совсем недавно! Всё силился вспомнить и никак!
Короче, персонаж был тот ещё, с виду не подкопаешься, а слушать — уши отсохнут! Сейчас сами увидите.
— Любая наука, это не то, что там… — оратор указал наверх, — а то, что тут. Тут вот, рядом с нами! Если от науки нет никакой практической пользы, то это, простите, пустая болтовня, а не наука! И что ужаснее всего — все всё понимают и всем всё — до лампочки! Но как же психосоциальная терапия, спросите вы?
— Вот именно! — возмущённо воскликнул я, но никто этого не заметил. Что-то, кажется, хотела добавить Воблина Викентьевна, но Густав Карлович резко прервал эту попытку красноречивым жестом.
— Да, она позволяет уменьшить дозировки препаратов и сократить сроки пребывания на стационаре! Но это и плохо! Поймите, мы не должны давать человеку самой возможности мыслить категориями «Стационар» и «Дом». Наша задача в том и состоит, чтобы Стационар сделать Домом. И не просто домом, где тебя покормят и оберут… в смысле, обогреют, а Отчим домом! Местом постоянного пребывания человека, его единственно возможным жизненным пространством!
— Но только не совместимым с алкоголем, — бодро встряла женщина-шиньон. — Долой спиртосодержащие жидкости и препараты!
Её, конечно, поддержали, но как-то вяло.
— Посмотрите на уважаемых граждан нашей страны! — При этом Густав Карлович ткнул в меня пальцем с таким посылом, будто я до сих пор не записался в добровольцы. Ну, вы помните этого красноармейца со штыком! — Про таких написаны тысячи километров околонаучного бреда и просто всякой туалетной беллетристики, начиная с «Библии» и заканчивая «Манифестом Коммунистической партии»! И что? Что-то изменилось со времён первого сумасшедшего, которого вместо того, чтобы социализировать, отправили на крест? Две тысячи лет прошло, а они всё ерундой занимаются: пишут книги, рисуют каких-то глупых мадонн с младенцами, штурмуют Северный полюс, рвутся на Луну! Симфонии пишут! Вот скажите мне по-честному, понимает кто-то из них на самом деле, что это такое —
симфония? Вот вы понимаете?
Это он у Семёна Семёновича спросил! Нашёл у кого! И прежде, чем юркий успелчто-то сообразить, продолжал:
— Вместо того, чтобы остановиться, сделать глубокий вздох и подумать, а на фига тебе всё это надо, они несутся, сломя голову и просто мечтают свалиться в какую-нибудь очередную пропасть! А ведь есть же в глубинах народного сознания какое-то верное понимание смысла жизни, мы просто его не видим! Не желаем видеть! Понимание это выражается в довольно простых, заезженных и заболтанных, сентенциях, таких, например, как «На фига попу баян»? Вот вы, — обратился он ко мне, — скажите мне, только честно, какое желание вызывает у вас «Троица» Андрея Рублёва?
— У меня? — пробубнил я.
— У вас, у вас! Какие?
— Желание сообразить на троих, — соврал я зачем то.
— Ну вот! — воскликнул Густав Карлович. — Вот же! Я именно об этом и говорю!
— Слушайте, — взвилась Воблина Викентьевна, — а без бухалова нельзя?
— Лично с вами, — прямо ответил на поставленный вопрос юркий Семён Семёныч, — нет!
Я б, конечно, поржал, но сами понимаете — не та ситуация!
— В общем, я вам так скажу, коллеги, — Тут Густав Карлович зачем-то перешёл на фальцет, — нету прогресса, потому что не та традиция, не с того краю подходим! Стационар так и не стал для них родным и где-то глубоко в душе они, как Штирлиц, продолжают тосковать по далёкой родине, где всё время надо кого-то изображать, что-то придумывать и бесконечно спасать человечество! Наша задача сделать так, чтобы родиной стали для них собственный горшок и грелка и, чтобы родина перестала требовать от них бесконечного самопожертвования во имя несбыточных идеалов, а стала обычной и привычной повседневностью! Иными словами, чем меньше вокруг будет Наполеонов, Петров Первых и Гоголей, тем лучше! Теперь — внимание! Для выработки наиболее эффективного метода воздействия с целью понижения гражданской активности населения Очевидного-Невероятного, нам необходим резидент! Хотите, назовите его новый Мессия. Но с одним условием: подобные эпитеты с нынешнего дня — исключительно для служебного пользования!