Одаренный: ученик
Шрифт:
И я вдруг понял. Мой Дар можно использовать иначе. Он поглощает другие Дары. Но куда их девает? Накапливает? Прячет? Уничтожает?
Поэтому я и чувствовал себя так паршиво, когда использовал свой Дар. Чужие силы бунтовали во мне, пытались вырваться, поэтому и создавали такие неудобства. А значит чужое не пропадает. Сразу не пропадает. Остается. А значит…
— А значит я могу использовать чужие Дары, — прошептал я пораженный.
От неожиданного вывода, к которому пришел, я даже привстал с
Вот зачем я понадобился Архитектору. С помощью моего Дара он сможет забрать все чужие силы и использовать их, словно они его.
С трудом восстановив дыхание и заставив сердце биться спокойней, я опять погрузился в медитацию. Нужно было понять, как сделать так, чтобы чужие Дары стали моими.
Вновь концентрация, кристальная, чистая. И вновь линии внутренней силы, в которых и зарождался Дар. Теперь же стало и понятно, почему они источают холод — таким образом они справлялись с появлением чужой поглощенной силы, которая имела всегда горячую суть.
Невероятная сложность природы! Удивительная и непостижимая.
Что-то промелькнуло на самом периферии зрения, какая-то серая тень — словно ответ на вопрос. Я попытался уловить ее, но вдруг громко и противно лязгнула дверь камеры, выводя меня из сосредоточенности.
Я открыл глаза, глянул. Охранник.
Он зашел внутрь. Звякнул ключами, сказал:
— Пушкин, выходи.
Упрашивать меня не пришлось.
Следуя по коридору, я размышлял что будет дальше — опять допрос или есть надежда что меня отпускают?
Вновь вонючая комната. И Руднев там, словно и не выходивший оттуда, все в той же одежде, с сигаретой во рту.
— Это был печатник дома Дантесов, — хмуро произнес Руднев, без всяких приветствий. — Его зовут Алекс Руто.
— Дантес? — переспросил я, усаживаясь на стул.
Теперь стало понятно, что означает та буква «Д» с вензелями на прикладе оружия.
— Был под их крылом, — уточнил следователь, делая упор на первом слове. — Я связался с домом, они сказали, что давно отказались от него.
— Почему?
— Сказали, что Алекс Руто не соответствовал их требованиям, часто нарушал Устав и вообще был психически не здоров. Так что за него они не несут никакой ответственности, он сам по себе. Даже отказную бумагу показали, еще в прошлом году выперли его.
— Бумагу они теперь любую нарисовать могут, — задумчиво произнес я.
— Думаешь, это выгодно Дантесам? Они напрямую никак с вами не конфликтуют, да и интересов у вас общих нет.
— Но и версия о том, что свихнувшийся Руто просто так захотел меня убить тоже слабая. Ему нужно было меня выследить, оборудовать место для обстрела, оружие найти. Одному человеку это организовать трудно.
Руднев угрюмо молчал. Они и сам прекрасно понимал то, о чем я сейчас говорил.
—
Следователь покачал головой.
— Ни номеров, ни лиц. Отследить тоже удалось лишь до Купринской улицы, там он потерялся в трущобах.
Я сжал кулак. Спросил:
— Так я свободен?
Руднев ответил не сразу. Пока не докурил до конца, молчал. Потом, потушив сигарету, произнес:
— Да. Свободен. Но это не значит, что подозрение с тебя снимается. Я слежу за тобой, Пушкин.
— Надеюсь также пристально вы будете следить и за черной «волгой», — ответил я, заставив Руднева злобно фыркнуть.
Я вышел из отделения, двинул к машине, в которой ожидал водитель.
— Федор Иванович не смог приехать, у него совещание в Думе, кажется, с самим Императором. Но он волновался, сказал, что в первый же момент, как только получится, явится сюда.
— Поехали, — сказал я, попутно написав отцу короткое сообщение, о том, что со мной все в порядке и что я еду домой, я приказал, несмотря на поздний час, водителю гнать к Кате.
Катя встретила меня удивленным взглядом — не привыкла, что к ней в гости ходят парни. Даже Иосиф и вся компашка не ходили к ней, предпочитая встречаться в «Сбитне» или в других подобных помещениях.
— Пушкин, ты чего? Адрес Школы забыл?
— Нет, не забыл. Нужно поговорить.
— Ну давай, — растерялась та. — Зайдешь внутрь?
— Давай поговорим лучше на улице.
— Так ты поговорить?
— Ну да, — растерялся я. — а ты что подумала?
Катя хохотнула.
— Ты всегда словно снег на голову сваливаешься. И то тебя прикрыть надо с алиби, то сопровождать на дуэль, на который тебе угораздило ввязаться. Вот и сейчас я подумала, что случилось что-то такое.
— Ну, близко к этому, — улыбнулся я. — Но я только поговорить.
Катя вышла.
Мы прошлись вокруг ее огромного дома, зашли в вишневый сад.
— Что случилось? — спросила девушка, видя, что явно что-то не так.
Я вкратце рассказал ей о случившемся, не поминая Архитектора и все, что связано с ним. Катя слушала молча, удивленно лишь то хмуря, то поднимая брови вверх.
— Ты сейчас не шутишь? — спросила она, когда мой рассказ был окончен.
— Не шучу, — серьезно ответил я.
— Ну, во-первых, меня не менее всего другого тобой рассказанного удивляет твоя встреча с госпожой Смит. Она прям предложила тебе полетать на дирижабле?!
— Про дирижабль я узнал в последнюю минут. А так да. У нас были кое-какие вопросы, которые мы хотели обсудить без посторонних ушей. Но дело не в этом. Расскажи мне лучше про род Дантес. Он меня сейчас очень сильно заинтересовал.