Одержимость Малиновского
Шрифт:
— Удиви меня.
— У меня всё до смешного просто: взять отпуск, чтобы никто не отвлекал, и погрузиться с головой в личную жизнь. Найти свою женщину и постепенно её завоёвывать, с наслаждением наблюдая, как мои любовные путы связывают нас невидимой нитью на века. А ещё я хочу, чтобы у нас женой было много малышей. Люблю детей, вечно бы с ними возился. Я когда Полину беру на руки, все тревоги уходят на второй план…
— А может, у вас с ней связь, как у нас с Иваном?
— Нет, Полина — моя крестница, у меня к ней иная любовь. — Сашка замолчал, словно к чему-то прислушиваясь. Усмехнувшись, выдал: — Затишье
— По-моему, наши отцы собрались с ночёвкой в лес на другой конец озера, может, уже уехали? Думаю, поэтому и тишина, все ждут, когда они уйдут далеко, чтобы заорать во всю мощь лёгких — свобода!
Тут у Александра пришло сообщение на смартфон, он прочёл и усмехнулся:
— Батя вызывает на ковёр, — хмыкнув, поднялся. — Пошли, — протянул мне руку.
Когда мы оказались на берегу, я не выдержала.
— Саш, мы с Ваней не верим, что ты плохой, просто знай об этом.
— Спасибо вам за веру в меня. Самому бы в себя поверить. Ладно, звёздочка, не грусти, прорвёмся.
Он поцеловал меня в щёку и направился к своему дому.
Стоило Сашке скрыться из виду, на мой телефон пришло сообщение от Лизы: «SOS». Это означало, что бросаем все дела и бежим на наше место. Так… вся молодёжь собирается… Господи, что ещё стряслось?
Эпилог
Александр Лютов
Пока я шёл домой, всю дорогу прокручивал информацию, что изучил за последние дни. То, что я узнал о подобных мне, ввергало в ужас. Я не мог поверить, что сам такой. И в то же время нельзя было отрицать очевидного — много общего у меня с ними. Возможно, они, как и я, не выдержали потока людских эмоций и научились закрываться от окружающих. Да уж, эмпатия ещё та дерьмовая штука.
Меня в детстве выворачивало на изнанку от эмоций окружающий. Родители думали, что это отравление и желудок у меня слаб, по врачам возили. А я после каждой такой поездки сдыхал, только в «Раю» чувствовал себя сносно — тут в эмоциональном плане спокойно. А потом научился закрываться, не полностью, конечно, но уже стало легче. Возможно, зря я это сделал, правильнее было бы чувствовать. Но тогда я бы свихнулся.
А если Влад прав? Вернее, брат всегда здраво рассуждал, никогда не шёл на поводу эмоций. Тогда что мне делать? С одной стороны, я должен исполнить предначертанное, а с другой… Вдруг я принесу вред людям? Опять выбор. И как сделать правильный? Я уже ничего не знаю, запутался совсем, и сердце ничего не подсказывает. Оно болит, ему сейчас не до моих душевных терзаний.
Как же всё сложно…
Интересно, зачем отец вызвал? Узнал о нашей стычке с Владом? Возможно. Пусть лучше это, чем он узнает правду обо мне. Если он на меня посмотрит, как на мерзость, это будет последней каплей. Теперь я как никогда понимаю Ивана. Нет ничего страшнее, чем быть отвергнутым людьми, которых любишь.
Захожу домой — никого, только дверь в кабинет отца приоткрыта.
Батя сидит за столом, хмурясь и что-то рассматривая в мониторе ноутбука. А рядом на столе стоит… открытая бутылка коньяка и заполненный до половины стакан.
Я от шока даже с шага с бился. Мой отец — пьёт? Да не было такого никогда! Хреново. И
— Ну, чего застыл, сын мой любимый? — начинает он приторно-сладким голосом. — Присаживайся, — показывает рукой на кресло напротив себя, — и начинай каяться.
— Я Влада ударил… — выпалил первое, что пришло в голову, когда сел.
Но промолчал, что действовал на автомате, не стоит папе знать, что брат первый нанёс удар.
— Сами разберётесь, взрослые уже. Тем более я уверен, что с этим неплохо справляется совесть. Хреново, сынок, от всего поступка?
— Очень.
— Ну, значит, вопрос снят с повестки дня. А теперь начинай, но с самого начала. Так кого ты там в тринадцать лет приговорил?..
Я прикрыл глаза — страшно было увидеть осуждение отца. И всё же я был уверен, что прав, и если всё вернуть назад, поступил бы так же.
— …Сынок мой любимый, глазки свои колдовские не закрывай, научись отцу в лицо смотреть, рассказывая о своих поступках. Что, стыдно?
— Я ни о чём не жалею!.. — с горячностью ответил.
И всё ему рассказал, не приукрашивая. Отец имеет право знать правду, не хочу больше оскорблять его ложью. Осудит? Пусть. Не примет? Ну что ж, попробую и это пережить. Единственное, я умолчал о том, что не совсем нормальный.
Отец слушал внимательно, ни разу не прибил, а когда я закончил, задал привычный для нас вопрос:
— Тот урод сильно мучился перед тем, как сигануть с крыши?
— Па, мне было тринадцать лет!
— Ну да, мал ещё был. Сложная ситуация, честно скажу. С одной стороны, твои поступки… как бы мягче сказать, да без мата… Ладно, преступны, за это, между прочим, срок дают немаленький. Но с другой, ты сделал всё возможное, чтобы наказать виновных и спасти друзей. Если сейчас скажу «не делай подобного впредь», не факт, что послушаешься, если ситуация вынудит. Поэтому переворачиваем страницу, не маленький, сам знаешь, что хорошо, а что плохо — этому я тебя научил.
— И всё? — удивился я.
— Не, я, конечно, могу и поорать, если тебе это нужно.
— Давай пропустим эту часть.
— Я тоже так думаю… — и он принялся барабанить пальцами по столу, то и дело посматривая на стакан с виски. Затем перевёл взгляд на меня и ошарашил: — Светоносный, значит. — Я воздухом поперхнулся, услышав эти слова. — У меня такая же реакция была, когда я нашёл информацию о них.
Отец замолчал, напряжённо смотря на монитор. Я не знал, что последует дальше — осуждение или отвращение. Но пока казалось, что отец растерян, не знает, как поступать со мной далее. Его понять можно, сын оказался у с сюрпризом, причём не приятным.
— Бать, ты поэтому пить собрался? — не выдержал я первый, хочу покончить с этим быстрее. Будь что будет.
— Ну… не каждый же день узнаешь, что мир не такой уж и простой. Раньше было всё понятно и просто, а сейчас появилось много вопросов. И в книгах на них ответ не найти. Выпить охренеть как хочется. Только решиться не могу — пойло омерзительно пахнет, но стоит охрененных бабок. Никак не пойму, какие они там нотки чувствуют? По мне — пахнет дерьмом.
— Я тоже не знаю, никогда не пил. С моими тараканами опасно, а я не хочу рисковать. Пап, а ты откуда узнал? Ну… — я замялся.