Одержимость Малиновского
Шрифт:
— Диан, ты уверена, что это их следы?
— Конечно, я опытный следопыт, доверьтесь мне.
— Мы тебе один раз уже доверились, целый час блуждали по лесу, пока нас мужья не отыскали, — отвечает ей Соня всё так же тихо.
— И на старуху бывает проруха. Блин, следы куда-то пропали…
— Как пропали?! — охнули жёны хором.
— Девочки, вы чего орёте? У наших мужей слух улавливает любой шорох. Запалимся же раньше времени, — шикнула на них Мила.
— Ангел мой, у ваших мужей и глаза как космический телескоп
Послышался визг, падение тел и звук упавшей гитары, словно ее ударили обо что-то, и протяжный стон струн.
Убились, что ли?
Мы рванули к жёнам. Когда подбежали, заметили картину: Диана на земле, на ней Лиза с гитарой в руке, рядом моя драгоценная и что-то держит в руках.
— Вон, — показывает мне Люда предмет, — ты забыл спиральку от комаров.
Я лишь покачал головой и помог любимой подняться:
— Вот чего сразу с нами не пошли, я же предлагал? — чуть слышно спросил у Люды, целуя её в висок.
— Да мы честно не собирались, но как только вы ушли, как-то тоскливо стало на душе. Вот мы и рванули следом, — всё так же тихо отвечает она.
— Лиза, слезь с меня, — прервал наш разговор стон Дианы.
Аверин покачал головой, пошёл помогать жене, заодно и Диану поднял.
Только Аверина жена приняла вертикальное положение, выдала:
— Ты гитару забыл.
— Лисичка моя, врать ты так и не научилась. Тем более моя гитара со мной, — показывает глазами на место, где мы сложили вещи.
— А я тебе говорила — бери балалайку, не промахнёшься. И мне было бы не так больно по тыковке получать, — потирая голову, пробурчала Диана.
— Бедная моя канареечка, иди ко мне, я тебя пожалею, — попытался изобразить сострадание Ромашов, похихикивая.
— Не канарейка я уже, а откормленная гусыня, и виноват в этом ты, Ромашов! Съешь, милая, булочку, ну хоть кусочек, — передразнила она его. — Вон, три килограмма за два месяца набрала.
— Зато… теперь есть за что подержать! — хохотнул он.
— Лиза, дай сюда гитару! — рявкнула Диана.
— Зачем?
— Как зачем?! Он меня оскорбил, такое безнаказанно оставлять нельзя!
Ромашов ржёт, Диана злится.
— Диана, не стоит инструмент ломать, есть более действенный способ отомстить, — пропела сладким голосом моя жена.
Смех Ромашова резко прекратился.
— Диана, давай мириться, а? — тут же нашёлся друг. Знает, что с нашими женщинами лучше всё решать полюбовно.
— Я подумаю. — И уже нам — В общем, так, мужики, хотите или нет, а мы с вами. Нам одним что-то плохо думается.
— Да вы не переживайте, мы и палатки для себя взяли, — показывая глазами на валявшие рюкзаки, продолжила Мила.
— Ангел мой, оставьте своё барахло тут, мы всё уже организовали. Иди сюда, посмотрим лучше, как наши детки резвятся.
Мы вновь достали бинокли и принялись наблюдать за детьми. Смотришь на них, и на сердце тепло
— Глеб, как мы с тобой после того случая, помнишь? — посмотрела на меня глазами полными слёз жена.
— Люд, ну чего ты? — обнимаю её, старясь утешить.
— Да это от счастья… Ну и душа ещё болит, такое сразу не проходит. Сколько же Ванька бедный пережил, как представлю, так выть хочется. А дочь наша… Лен, ты-то как? — посмотрела Люда на жену своего друга детства.
— Стараюсь держаться и перевернуть страницу. Я урок усвоила: жалость к себе приносит гнилые плоды. Если бы я тогда не упивалась ею, мой сын не чувствовал себя рядом с родной матерью изгоем. И в то же время я горжусь им: через такое пройти и сохранить веру в людей не каждый сможет. Больно, конечно, ты права, Люд, и это нескоро пройдёт. Надеюсь, с появлением внука притупится.
— Может, у нас внучка будет? — заулыбался Мишка.
— Так Сашка сказал, дословно: внуки. Он редко ошибается.
Мы опять посмотрели на молодёжь. Господи, какие они ещё дети! Но какие у них грандиозные планы! Мы создали небольшой оазис рая, возможно, у них получится сделать так, чтобы и у других было нечто подобное. Хотя не факт. У каждого свой рай. У нас — такой.
Мирослава
Уже стемнело, Гриша продолжал нас радовать своим пением. Невероятный у него голос, такой глубокий, немного бархатный, а иногда с лёгкой хрипотцой — хочется слушать его бесконечно.
— Пошли, — чуть слышно произнёс Иван, утягивая меня в сторону дорожки.
— Вань, а попрощаться?
— По смс «пока» скажем. Я хочу кое-что сделать, а потом любить тебя всю ночь.
— А тебе можно? — намекаю на его ранение.
— Мне это нужно. Пошли.
Мы вернулись домой, Иван с полуулыбкой на губах повёл меня к двери, куда мне был вход воспрещён, и остановился.
— Мир, сюда вход разрешён только самым близким, кому я доверяю безоговорочно, ты тоже входишь в это число. Вернее, я был неправ, когда тебе не открылся до конца, не хочу больше между нами тайн.
— И я не хочу, Ванечка.
— Тогда пошли. Только… — он замолчал, собравшись, и на одном дыханье выдал: — Ты меня поймёшь.
Он открыл дверь, и стоило нам войти, зажёгся свет. Кругом мониторы, это меня не удивило, а вот заставки на них — да. На каждом экране моё лицо, где-то малышкой, где-то я подросток, но в основном уже взрослая. Я сделала несколько шагов вперёд, кинула взгляд на стол — и там фотографии с моими изображениями. На стене картина, кстати, тут я изображена в костюме, который был на мне при открытии галереи, то есть год назад. Посмотрела на полки в шкафу и охнула. Тут все мои подарки, что я делала Ване, даже букетик цветов, что я дарила ему в десять лет, он каким-то чудом сохранил.