Одержимость
Шрифт:
Но внутри она не была тиха.
В ней ревел гнев.
Глава 36
Джим оставил Найджела там, где он лежал. Хотя парень никуда и не торопился… да и Девина не сможет навредить ему сейчас, после смерти.
Подойдя к чайному столику, Джим уставился на четыре пустых стула, понимая, что тратя здесь время, он ничего не добьется. И все же он был не в силах уйти, его чувства являли собой сложную смесь вины, скорби и гнева…
Что за чертовщина?
С другого
Рой.
Казалось, это был рой черных пчел.
И он двигался в его направлении, устремляясь в его сторону набирающей скорость волной, скоординированной угрозой.
Джим подскочил, бросился ко рву. Мышцы бедер горели, он бежал по траве, высоко поднимая руки, что есть мочи, огромные прыжки уводили его к источнику воды…
Он не успел вовремя.
Его словно крупной галькой окатило со спины, а потом буквально затянуло, жала обступили его, нападая со всех сторон, оттаскивая от реки, которая могла спасти его. Джим выбрасывал руки как сумасшедший, пытаясь отбиться от атаки, но их было так много…
Его развернули и подняли в воздух, ноги оторвались от земли, боль от укусов затуманивала мозг и притупляла реакцию. А потом его потянули с такой силой, ему показалось, что с него сойдет кожа.
Рой мгновенно оставил его, отпуская так же быстро, как и напал.
Сливаясь в одно, он превратился в Колина, архангела. И ярость на его лице была поистине библейская.
С ревом столь громким, что он агонией отдался в ушах, Колин атаковал… и нападая нисколько не был похож на того копа на месте автокатастрофы.
Его словно снес полуприцеп... а потом принялся выбивать из него все дерьмо, удары попадали по его лицу, торсу, животу. Боль накрыла мозг Джима, но инстинкты его «боевой» жизни заставили прикрыть голову руками. Пытаясь свернуться на бок, он изо всех сил защищал внутренние органы…
Первый удар лезвием пришелся по правому плечу. Второй – слишком близко к сонной артерии, заставляя понервничать
Сумасшедший ублюдок орудовал хрустальным ножом.
И Джим не переживет этот бой.
– Что, черт возьми, ты творишь? – закричал он.
– Ты убил его! – выплюнул англичанин. – Мразь! Эгоистичный ублюдок…
Джим попытался схватить его запястье, но повсюду брызгала кровь, его хватка соскальзывала. Архангел капитально слетел с катушек, сила удара возрастала с каждым выпадом кинжала, вместо того чтобы ослабляться с потерей сил.
Посреди шороха его одежды, сверкания вскинутого лезвия, хрипов ненависти его убийцы, Джим услышал…
Лай?
Прямо перед тем, как потерять сознание, Джим повернул голову. Всего в четырех футах Пес свирепо лаял.
К несчастью, Колин, казалось, не слышал этого.
Именно тогда Джим, наконец, увидел лицо Господа.
Глава 37
В этот раз Кейт разделась более тщательно. Смыла макияж и увлажнила кожу. Почистила зубы щеткой и нитью, подстригла ногти.
Она была уставшей, но на взводе, как они с Терезой выражались в колледже.
В конечном итоге, было столько разных пред-кроватных процедур, которые девушка может выполнить перед тем, как забраться под простыни и, наконец, уставиться в потолок.
Боже, ну и ночка.
И она была интересной. Неважно, что случится между ней и Дьюком в будущем, он научил ее кое-чему важному. Пока она была с ним в том лодочном сарае, она перестала думать обо всем остальном… и не только о работе над книгой, занятиях или счетах. Внутренний поток критики наконец-то заткнулся, и его отсутствие было намного конструктивнее отпускаемых комментариев. В те мгновения, когда они были вместе, Кейт просто существовала, освободившись от своего воспитания… и это было волшебно.
Конечно, пленка, постоянно играющая в ее голове, снова включалась, особенно во время неловких пауз в ресторанчике. Но, по крайней мере, краткий опыт показал, что этот голос можно отключить.
Ей нужно делать это чаще, предпочтительно без чужой помощи…
Вполне вероятно, что эта свобода и была истинным смыслом слова «жить».
Наверное, не лексикон ее дней, не то, чем она занималась, куда шла, с кем была, какого цвета были ее волосы или одежда… но это не самое главное, не это привело ее к цели? Скорее, ее внутреннее мироощущение, вот что имело значение.
Именно, подумала она.
До нее просто не доходило раньше.
И она должна благодарить Дьюка за это откровение, хотя он и не догадывался, что дал ей помимо секса всей-ее-жизни.
Она уперлась взглядом в противоположную стену, и образ Дьюка перед глазами был таким же четким и трехмерным, как и те мгновения, которые вдохновили ее на воспоминания, и вскоре она, оставив кровать, подошла к шкафу. Порой единственная возможность успокоить мозг – нарисовать то, что стояло перед глазами.
И оживить в памяти те глаза, рот, подбородок к которым она прикасалась? Не такая уж большая жертва.
Включив верхний свет, она обнаружила большую сумку, которой пользовалась в течение дня, заброшенной в самый угол, словно та уже спала. Копаясь среди леденцов «Алтойдс» [142] , бумажных платочков, солнцезащитного крема, солнечных очков, старомодной адресной книжки, последнего номера журнала «Искусства», пенала для ручек, она обнаружила…
Что ее тетради для рисования тут не было.
142
Мятные леденцы