Одержимый
Шрифт:
Лора почти так же притягательна, как и прежде. Она немного прихрамывает, и каждый ее шаг отдается болью в моих собственных суставах, однако пластическая операция прошла успешно. И она до сих пор не курит, что можно считать самым позитивным итогом всего предприятия.
К сожалению, сбитую мной собаку пришлось усыпить. И это обстоятельство более других осложнило мои переговоры с Тони. Тот факт, что я похитил его машину, картину и жену, в списке жалоб, с которым он обратился в полицию, стоял после сбитой собаки. Сначала он хотел обвинить меня не только в ограблении, угоне автомобиля и совращении жены,
Мы так и не нашли пакета из супермаркета «Сейнсбери» и те три тысячи сто пятьдесят фунтов, которые в нем лежали. Возможно, их кто-то украл из моей брошенной машины. Или я захватил пакет с собой — то ли ради спокойствия, то ли надеясь заплатить Тони хоть какие-то деньги. Если это так, то я, судя по всему, выронил пакет где-то в кустах, или забыл его в доме, или взял пакет с собой в «лендровер», и деньги сгорели вместе с машиной, потому что с тех пор их никто не видел. Сумма, конечно, небольшая, но сегодня она бы мне не помешала. Кейт и Лора в один голос настаивают, что я им ничего не должен, но я с этим не согласен. Кейт получит свои шесть тысяч, а Лора — свои семь, даже если ради этого мне придется по ночам работать на бензоколонке. Мы ежемесячно выплачиваем банку кредит плюс проценты — прежде всего благодаря тому, что Кейт подрабатывает гидом, что, в свою очередь, замедляет ее работу над книгой.
Тони продолжает судиться с Лорой из-за развода и со своим братом — из-за всего остального. К счастью, теперь он может себе это позволить, хотя его фазаны погибают от самых разных причин, кроме огнестрельных ран. Дело в том, что удивительно проницательный и настойчивый мистер Куисс отвез двух оставшихся «голландцев» в «Кристи», и «Всадники» оказались подлинником Филипса Вауэрмана, ушедшим с молотка за сто шестьдесят две тысячи фунтов. «Конькобежцы» оказались работой Арта ван дер Нера. Лично я ни разу не слышал о таком художнике, но все остальные, наверное, о нем знают, потому что картина была куплена почти за полтора миллиона фунтов.
Что ж, надо ли говорить, что торговец произведениями искусства из меня получился никудышный?
Итак, год продолжил свое движение по кругу, и только один вопрос остался без ответа: чем же все-таки была моя сгоревшая находка?
Моя точка зрения менялась в зависимости от времени года. В начале лета я склонялся к тому, чтобы признать свою ошибку и согласиться, что все страдания и жертвы были напрасны. В конце лета я уже был в этом уверен и полагал, что, кроме «лендровера», мир не потерял ничего ценного.
Осенью, когда я вернулся к работе с летних пастбищ, мое отношение к вопросу изменилось. К середине зимы я уже точно знал, что последствия моих поступков будут мучить меня до конца моих дней и что мир навсегда утратил подлинный шедевр.
В сумрачные дни ранней весны мои чувства менялись с каждой сменой погоды. И я понял, что если бы мне вместе с миром пришлось жить в уверенности, что навеки утрачен настоящий шедевр живописи, это было бы еще полбеды. Хуже всего то, что нам придется жить в полной неопределенности, что меня будут одолевать неразрешимые сомнения, что я так и буду вечно метаться между светом и тьмой.
И теперь, когда за окном конец весны, когда зеленеют деревья и я собираю нарциссы для своей сдобной жены, когда мы с Тильдой танцуем вокруг сломанного стула, так и не дождавшегося костра, и когда начинается очередной год по старинному календарю, я спрашиваю себя, что еще я упустил с того памятного дня в начале прошлой весны. И что я упустил со дня своего рождения, коли на то пошло. Известно ли мне подлинное значение всего, что выпало совершить?
Колесо времени неумолимо вращается, и я возвращаюсь к тому, с чего начал. Я выполнил обещание и рассказал о своей находке миру. Заявил о своих претензиях на возможные слова благодарности, взял на себя всю вину и приготовился к заслуженному бесчестью. Я с полной откровенностью изложил все факты, которые имеют отношение к этому делу и могут помочь суду при вынесении приговора.
Я же теперь буду жить тихо и неприметно, потому что едва ли мне удастся совершить за оставшиеся годы что-либо достойное упоминания.
Мне приходится только ждать приговора, который, с учетом обстоятельств дела, вряд ли когда-нибудь будет вынесен.
ОТ АВТОРА
Эта книга никогда не увидела бы свет без помощи очень многих людей. Прежде всего я должен поблагодарить Чарлза Сомареза-Смита, Николаса Пенни и Майкла Баксандолла за указание источников необходимой мне информации; Роберта Эрскина и Уильяма Мостин-Оуэна за консультации о рынке произведений искусства; множество библиотекарей, особенно терпеливых и внимательных сотрудников Национальной библиотеки по искусству при Музее Виктории и Альберта и особо — Фрэнсиса Кэри, заместителя начальника отдела репродукций Лондонсской библиотеки, который обратил мое внимание на книгу Жана-Мишеля Массена «La Calomnie d'Apelles»; Ашока Роя из научного отдела Национальной галереи и Кэтрин Маклауд из Национальной портретной галереи — за информацию о материалах и технике живописи описываемого периода; профессора М. Г. Л. Бейли из Центра палеоэкологии при факультете географических наук Королевского университета Белфаста — за советы по дендрохронологии (хотя в конечном итоге эта сюжетная линия не вошла в книгу); трех своих давних друзей — за помощь с языками: Герда Рубинштейн помогла мне с голландским, Сара Хаффнер — с немецким, и Николас Монк — с латинским; библиотекаря кембриджского Пембрук-колледжа — за копию эпитафии Ортелия; Викторию Глендиннинг — за информацию о средневековом календаре, которую она, в свою очередь, получила от Дейвида Сингмастера; моего бухгалтера Даррелла Найтингейла и адвоката Майкла Вуда — за советы по финансовым и юридическим аспектам сделки; наконец, историков искусства и других специалистов, работами которых мы с моим персонажем без всякого стеснения пользовались.