Один человек, две собаки и 600 миль на краю света. Опасное путешествие за мечтой
Шрифт:
Не думаю, что умирать — это просто. Я не верю, что есть на земле существо, которое действительно хочет умереть. Недаром ведь животные перед смертью так широко разевают пасть — они словно хотят по крупинкам собрать жизнь, которая все еще теплится в их теле, в надежде на то, что она вернется к ним.
Наконец судороги прекратились, и Джонни перестал дышать. Я до сих пор слышу, как стучало тогда его сердце — с каждым мгновением все слабее и слабее. Я начал было делать дыхание рот в рот, но его пасть оказалась чересчур длинной, и мое дыхание не доставало до его горла. Я пытался придвинуть к себе его пасть, но не мог вдохнуть с достаточной силой, поэтому воздух, выходивший из моих легких, не достигал горла и легких Джонни. Я чувствовал, что начинаю сходить с ума и одновременно ощущал чудовищный страх за него.
— Воздух не попадает в легкие! — крикнул я Джулии. —
Джулия рыдала. Она тоже не знала, что делать. Никто из нас не знал, что делать. Я еще раз попробовал обхватить его пасть обеими руками, но тщетно. Достать до горла не получалось.
— Боже мой, у меня не выходит.
Я был в панике и никак не мог поверить в то, что Джонни, мой любимый Джонни, покидает меня.
Он ушел очень быстро. Вряд ли я бы смог сделать хоть что-нибудь, чтобы его воскресить. Не думаю, что в его жилах еще текла кровь, но все равно я пытался возвратить его к жизни. Это продолжалось несколько минут. Склонившись над ним, мы с Джулией рыдали, не в силах сдержаться. Даже когда его сердце остановилось, я делал все, чтобы спасти его, вернуть с того света. Джонни ушел от нас мгновенно, но я осознал это слишком поздно. Длинная череда походов и путешествий, в которых он сопровождал меня, была прервана. Теперь нужно было учиться жить без него. Вообще за те десять лет у меня накопилось очень мало воспоминаний, которые так или иначе бы не были связаны с Джонни. Я постоянно думаю о нем. Вот он сидит на переднем сидении моего грузовичка и внимательно смотрит в окошко. Его глаза широко открыты, а взгляд напряженный, оттого что он пытается познать новый мир, который открывается нам. Кажется забавным, что мы так сильно привязываемся к собаке, что ее потеря становится для нас настоящей трагедией. Сама мысль о том, что придется провести остаток жизни без верного друга, порой кажется нам невыносимой.
Я смотрел на него и плакал, не переставая. Затем поднялся на ноги и начал спускаться вниз. Слезы все еще катились по моему лицу. До этого момента я не плакал очень долго, но смерть Джонни потрясла меня. Мне кажется, что даже собственный конец я приму легче. Джонни лежал там, неподвижный и безжизненный, но его черная и желто-коричневая шерсть развевалась на ветру. Казалось, она жила своей жизнью. Мне даже пришлось несколько раз дотронуться до Джонни, чтобы удостовериться, что он действительно мертв. Ведь он был такой живой… Я едва мог поверить, что это Джонни лежит сейчас на земле. Теперь он больше напоминал неодушевленный предмет, нежели собаку.
Я собрал остатки смелости и последние силы, поднял Джонни и побрел к перевалочному пункту, где стоял мой грузовик. Я уложил Джонни в кузов и бережно накрыл его. Мы ехали домой в полной тишине. Желая хотя бы как-нибудь поддержать меня, Джулия положила руку мне на плечо и не снимала ее на протяжении всего пути. Мы оба были убиты горем и не могли вымолвить ни слова. Еще два дня я был не в силах кремировать Джонни. Мне казалось, что он вот-вот проснется и станет самим собой, таким, каким он был всегда. Эти два дня я несколько раз заходил в гараж и откидывал покрывало — проверял, что Джонни действительно мертв. Всякий раз я видел знакомые черты, но в них не было жизни. Мне не хотелось, чтобы Джулия знала о том, что я делал в гараже, но она наверняка догадывалась о моих посещениях Джонни. Я горевал так, словно потерял родного брата. На протяжении десяти лет мы вместе покоряли неизведанные земли, отныне познавать прекрасный мир природы придется без него.
Во влажной рыхлой земле я вырыл яму и убедился, что она достаточно широкая даже для длинных ног Джонни. Завернув своего верного друга в спальный мешок, аккуратно положил его внутрь. Казалось, будто мельчайшие частицы его тела все еще шевелились. Наверное, мы еще не все знаем об этих молекулах. Я откинул мешок, чтобы в последний раз взглянуть на Джонни, погладил его и наклонился поближе — хотел, чтобы его черты навсегда запечатлелись в моей памяти. У меня есть несколько изображений Джонни при жизни. Его яркая личность поражала меня. Его любовь к жизни освещала мое существование. Затем я снова накрыл его мешком и приступил к кремированию.
— Прости меня, Джонни, — просил я. — Прости меня за то, что дал тебе уйти. Я очень хотел тебе помочь. Ты навсегда останешься в моей памяти. Верю, что однажды мы встретимся снова и станем одним целым. — Тут я почувствовал, что к горлу подступают рыдания, поэтому мне пришлось прерваться на пару секунд. — А может быть, мы с тобой уже одно целое. Прощай, дружок!
После этого я бросил горсть земли на его могилу, чтобы оставить знак
Несколько дней я провел в доме Джулии. Я часто смотрел в окно, наблюдая за тем, как на смену зиме приходит весна. Джулия занималась домашними делами. Желая поддержать меня, она дотрагивалась до моего плеча, как будто бы зная, о чем я думаю.
Я старался отогнать скорбь и улыбнуться ей, но в большинстве случаев не мог этого сделать.
Травка и деревья снова стали зелеными, малиновки запели — природа вступила в очередной жизненный цикл. Иногда я проводил у окна по несколько часов, каждый раз глубоко вздыхал, вспоминая о Джонни. Таким образом пытался стереть тяжелые воспоминания. Я учился жить заново, так, словно ничего не произошло, но это было невозможно. Ведь не думать об Аляске и о других уголках земли, в которых мы побывали вместе с Джонни, я не мог. Все, на что я был способен в тот момент, — грустить, вздыхать и время от времени пускать слезу. Через некоторое время я вернулся к пешим прогулкам и тренировкам. Это помогло мне немного оправиться и притупить чувство вины перед Джонни. Всю свою жизнь я думал, что способен на все, но со смертью Джонни начал осознавать, что есть вещи, которые мне неподвластны. Я понял, что никогда не смогу вернуть Джонни. У меня был единственный способ снова обрести покой — позволить Джонни уйти. И я это сделал.
Очнувшись от воспоминания, поднимаюсь с твердым намерением продолжать путь. Собаки носятся вокруг меня, но их ретивость сдерживают ремни. Вообще каждый раз, когда они видят, что я собираюсь идти, даже после короткой пятиминутной передышки, они приходят в полный восторг и ведут себя так, будто забыли, что прошли уже не один десяток миль, а может им просто нравится путешествовать. Джонни вел себя точно так же. Я говорю им: «Пошли, ребята», — и они устремляются вперед, навстречу необъятным горным цепям. Я стараюсь не думать о плохом и не задерживаться. Все мои мысли заняты борьбой, которая нам предстоит.
Ледоход
Я прислушиваюсь к тому, как лед, сковывавший реку на протяжении многих месяцев, разламывается на куски, которые тут же уносит течение. Звук чем-то напоминает топанье по земле или стук барабана. Да, лед тает, но намного медленнее, чем я думал. Я предполагал, что весь снег стает примерно за семь дней, как это происходит в других, более южных, районах Аляски. В горах же все иначе. Кажется, что снег здесь будет лежать еще много-много недель. К полудню солнце начинает светить очень ярко, и снег, лежащий на склонах гор, превращается в капельки воды, которые, после того как солнце скрывается за горизонтом, снова замерзают. По утрам образуются огромные, пугающие меня своим внушительным видом сосульки.
Мне предстоит преодолеть еще одну реку, которая гораздо шире, чем Калуривик-Крик. Мне казалось, что дорога будет более легкой, но, к сожалению, я ошибся. Днем я проделал очень большой путь на лыжах по льду реки. Те же участки, где появились трещины, пришлось обходить по снежным сугробам. Вообще лед тает очень неравномерно. Кое-где его уже нет совсем, а всего через какую-то сотню футов он появляется снова, словно дыхание теплого ветра сюда вовсе и не проникало.
Я подхожу к огромной зияющей пропасти, которая тянется вдоль реки. Перейти реку не получится, так как она слишком глубока и течение чересчур стремительное. Если честно, я ужасно озадачен, понятия не имею, как продолжать путь. В настоящий момент я нахожусь на высоте около ста футов. Кажется, что пропасть совсем рядом. Во всяком случае создается впечатление, что преодолеть ее вполне реально. Но что ждет меня после? Я старательно всматриваюсь в даль и обдумываю все возможные маршруты. В итоге я прихожу к выводу, что у меня есть только один вариант. Я принимаю решение выяснить, что же все-таки находится на равнинной части склона, потому тащу вещи вниз, оставляю их у подножия горы, а сам налегке забираюсь на гору. Около полумили я поднимаюсь по крутым склонам, расположенным вдоль реки, и пытаюсь отыскать дорогу. Мне нужно обойти пропасть и снова выйти к скованной льдом реке. При этом я должен быть весьма осторожным и осмотрительным, чтобы не упасть и не потерять сани. Чем дальше я продвигаюсь, тем больше трудностей возникает на моем пути. Горы становятся слишком высокими. Придется переходить через них или же искать иной маршрут через реку. На это уйдет как минимум день, и все усилия, которые я предпринимал в последние два дня, сойдут на нет. Иду обратно, к тому месту, где оставил сани, при этом делаю все возможное, чтобы не утонуть в снегу.