Один человек, две собаки и 600 миль на краю света. Опасное путешествие за мечтой

Метц Дейв

Я иду вниз по течению, по возможности выбирая участки, все еще скованные льдом. На моем пути попадаются горы, которые возвышаются прямо над поверхностью воды. Ничего, хотя бы отдаленно напоминающего твердую поверхность, к большому сожалению, не наблюдается. Создается впечатление, что эта река везде, даже по краям, имеет одинаковую глубину. Сначала я делаю несколько маленьких шагов по так называемому берегу, но вскоре понимаю, что лед там очень тонкий, и решительно отказываюсь от этой затеи. Как мне кажется, ближе к центру слой льда толще, и я быстро перемещаюсь туда. При этом меня не покидает надежда, что за поворотом река станет хотя бы чуть-чуть мельче и, если лед треснет и я начну тонуть, то сразу коснусь ногами дна. Однако надежда была напрасной. За поворотом меня ожидают те же самые горы (их оказывается еще больше, чем на пройденном участке), сквозь тонкую ледяную корочку видна вода. Я почти на сто процентов уверен, что достать

до дна я не смогу. От этой мысли меня снова бросает в дрожь. Я ужасно боюсь провалиться под лед, а сейчас это реально как никогда. Может, и не стоит идти дальше. У меня наступает приступ паники. Я поворачиваюсь кругом и быстро отступаю по льду, моля Бога о том, чтобы лед не треснул. Если я упаду, тяжелый рюкзак сразу потянет меня ко дну, и тогда моя смерть будет неминуемой. К счастью, все обошлось благополучно, правда, лед пару раз скрипнул под ногами. Непременно нужно найти другой путь. У меня начинается паника, смогу ли я выбраться отсюда, остаться здесь навеки совсем не хочется.

Этот каньон — всего лишь первая преграда на пути к Анактувук-Пасс. Сначала мне предстоит каким-то образом преодолеть его, а затем в течение многих дней двигаться по направлению к реке Ноатак, увязая по пояс в сугробах. И это будет только середина пути. Впереди еще сотня миль изнурительного пути. Я разговариваю сам с собой вслух — это помогает успокоить нервы. В глубине души я знаю, что этот поход мне вполне по силам, потому и не очень встревожен. Я не особо религиозен, но тем не менее произношу несколько молитв, мысленно возвращаясь в католическую школу, где я воспитывался. В течение дня раз двенадцать прочитываю «Отче наш» и столько же «Радуйся, Мария». Я просто не знаю, что еще можно сделать в моей ситуации. Молитвы помогают мне успокоиться. Это наводит на мысли о том, что люди всегда обращаются к религии, когда наступают трудные времена, и им кажется, что другого выхода нет. Но выход всегда можно найти. Я напоминаю себе об этом всякий раз, когда бросаюсь в очередное рискованное предприятие.

Еще один путь через каньон кажется более сложным и опасным, чем тот, который я выбрал сначала. Первые пятьдесят футов я должен буду подниматься вверх по отвесному склону. Затем я выйду на заснеженный участок, расположенный под небольшим наклоном. Правда, после десяти футов он приобретает большую крутизну, а наверху становится совсем вертикальным. Этот путь — действительно мой последний шанс. Я просто обязан его использовать. Сначала иду не торопясь, пытаясь немного отдохнуть. Добравшись до снега, опираюсь на носки. Так я создаю для себя опору — в противном случае, особенно учитывая тяжесть рюкзака у меня за плечами, есть опасность, что я не удержусь и упаду. Сейчас мне не помогут ни веревки, ни воск.

И вот я подхожу к самому сложному участку. Я оглядываюсь назад, пытаясь определить, насколько серьезную травму можно получить в результате падения. Только правильно измерив расстояние, я пойму, есть ли риск погибнуть. Я смотрю вниз, в пропасть. Она довольно узкая, кроме того, склон внизу довольно пологий (угол наклона всего лишь шестьдесят градусов, не более). Поэтому я убеждаю себя, что даже в случае падения, смерть мне не грозит. Но я могу получить серьезную травму, которая при отсутствии необходимой помощи может стать смертельной.

— Я должен это сделать, — говорю вслух, чтоб немного успокоиться, — это мой единственный шанс.

Затем, решив более не оглядываться, поднимаюсь вверх. «Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя Твое… — слова молитвы я произношу почти бессознательно, — да приидет царствие Твое… Господи, помоги мне выдержать это». Прежде чем сделать очередной шаг, я наступаю на снег и давлю что есть силы, чтобы мой след имел глубину хотя бы пару дюймов. Но делать это совсем не просто. Проделав это десять раз, я почувствовал, как сильно напряглись мышцы, но страх падения заставляет меня идти дальше. И вот я подбираюсь к выступу. Сейчас я должен двигаться особенно аккуратно, но в то же время очень быстро. Одно неверное движение, и, пролетев пятьдесят футов вниз, я приземлюсь на скалы. Преодолеть снежный выступ — отнюдь не легкая задача. При других обстоятельствах я бы даже не пытался делать это в одиночку и без специального троса. Приходится согнуться на шестьдесят градусов. Я иду не останавливаясь и по истечении пятидесяти минут, чтобы не потерять равновесие, хватаю снег голыми руками. Это самый опасный момент моего восхождения. Несколько секунд я висел над пропастью, держась за снег руками. Падение отсюда было бы наиболее болезненным. Но мои руки спасают меня, чему я несказанно радуюсь.

Тяжело дыша, я начинаю крайне осторожно и медленно подниматься. Я вытягиваюсь на несколько дюймов и переношу вес тела и рюкзака на ладони, по-прежнему крепко держась за снег. Это уберегает меня от падения. На сто процентов уверен, что, если бы не смертельная опасность, этот трюк бы мне ни за что

не покорился. Я осторожно карабкаюсь и вот уже почти касаюсь ногами пальцев рук. Затем что есть силы упираюсь ступнями в снег, надеясь, что это поможет мне обезопасить себя. Между тем до выступа, где поверхность становится более менее ровной, остается целых тридцать ярдов, поэтому пока я очень боюсь выпрямиться. Я буквально вцепился в снег пальцами — мне кажется, только это спасет мне жизнь. Руки ужасно замерзли, однако нахлынувший страх перекрывает все остальные чувства, поэтому боли я не ощущаю. Я отдаю все силы, но боюсь, что мои мышцы скоро не выдержат такое напряжение. Даже когда я не двигаюсь, на меня накатывает огромная усталость. Но вот, кажется, дело сделано. Я отхожу от выступа футов на двадцать и только тогда перестаю осторожничать, выпрямляю спину и перехожу на обычный шаг. Мои ноги дрожат. Такое впечатление, что совсем скоро я потеряю остаток сил, но присесть и отдохнуть пока еще не могу. Сделав еще несколько шагов, я наконец выхожу на твердую поверхность и совершенно изможденный падаю на грудь, радуясь тому, что я в безопасности.

Тут ко мне бросаются собаки и с радостью меня облизывают. Они выбрали другой участок, более пологий, нежели тот, по которому шел я. Однако им грозила не менее серьезная опасность — в том месте овраг был очень глубокий и практически отвесный. Если бы они упали, то наверняка бы разбились. Одно время я наблюдал за ними, пытаясь сосредоточиться, но довольно быстро понял, что ничем не смогу им помочь. Кроме того, я слишком сильно беспокоился за себя. Собаки шли друг за другом. Они не показывали виду, что им страшно. Маленькую цепочку замыкал Уилл. Одна из его задних ног то и дело проскальзывала, но остальные три помогали ему удержаться. Вообще они настолько шустры и проворны, что падение вряд ли доставило бы им значительные хлопоты. Кроме того, сейчас они путешествуют налегке (всю экипировку отныне несу я), поэтому у меня не было никаких сомнений в том, что с ними все будет хорошо.

Несколько минут я неподвижно сижу на земле. Господи, как же это здорово — чувствовать себя в безопасности. Как, оказывается, мало надо для счастья!

— Хорошие мои, — говорю я собакам. Таким высоким голосом обычно разговаривают с маленькими детьми. — Да, мои дорогие, вы прирожденные альпинисты.

На следующий день путешествие по сугробам продолжается. Я по-прежнему стараюсь обходить сложные участки и также падаю через каждые десять метров. Если склоны возвышающейся на моем пути горы не покрыты снегом, я предпочитаю подниматься в гору, а не по-умному ее обходить. Иногда это намного легче, чем идти по глубокому снегу. Тем не менее чаще я все-таки выбираю сугроб, потому что на подъемы и спуски уходит очень много сил.

То и дело мне приходится переходить небольшие реки и каналы. Один раз на моем пути оказывается ров шириной около ста футов. Там же лежит довольно толстый слой снега, под которым бурлит вода. Я иду прямо за Уиллом. Приблизительно двадцать минут мы шагаем по снегу, который становится все более мокрым. Не дойдя до противоположного берега порядка двадцати футов, Уилл резко останавливается. Это наводит на тревожные мысли — он очень редко ждет меня. Может быть, Уилл не уверен в том, что нам угрожает скрытая опасность, а может и не придает ей должного значения. Но поворачивать обратно и искать иной путь я не хочу. Все равно это бесполезно — местность здесь абсолютно одинаковая. Поэтому уныло бреду вперед, надеясь перейти реку в том месте, где остановился Уилл. Незаметно приблизившись к собакам, я отстегиваю поводок и слегка похлопываю их по спине.

— Что случилось, ребята? Все нормально? — обращаюсь я к ним.

Они все равно не двигаются с места. Снег доходит до груди, а у Джимми — еще выше. Но как только я прохожу мимо них, они стремглав бросаются за мной, не делая никаких дополнительных движений и не издавая ненужных звуков. Они довольны, что я покажу им дорогу.

Вскоре я оказываюсь по пояс в снегу, вернее даже не в снегу, а в грязи, что вдвойне неприятно. Я чувствую, что под ногами у меня твердая поверхность, и потому обреченно иду вперед по ужасной, отвратительной слякоти. Я готов кричать от смертельного холода и чувства неизвестности. Ведь я совсем не знаю, что ждет меня впереди. В одном уверен точно — я не смогу помочь себе руками. Приходится быть особенно осторожным. Я делаю все возможное, чтобы сохранить равновесие и в буквальном смысле слова не упасть в грязь лицом. Кроме того, из-за тяжелого рюкзака я могу упасть навзничь. Чувствую, как мои ноги, особенно голени, начинает сковывать холод. Но я стараюсь как следует сосредоточиться, и это спасает меня от гибели. Спустя пару минут грязь становится более мелкой. Вставая на камни, я даже могу чуть-чуть согреть ноги. Уже благодаря тому, что они не в воде и не в снегу, я перестаю дрожать. Собаки подпрыгивают и выбираются из грязи, а поравнявшись со мной, стремительно бросаются на берег и сразу начинают активно изучать местность.