Один человек, две собаки и 600 миль на краю света. Опасное путешествие за мечтой
Шрифт:
Я возвращаюсь к устью Лаки-Сикс-Крик. На этом берегу снега гораздо больше, но у меня нет никакого желания переходить на противоположную сторону, к стене, которая вот-вот обрушится. Я преодолеваю целых два оврага, радуясь, что их склоны отнюдь не каменистые, хоть и достаточно крутые. На дне оврагов лежит мокрый снег, и мне приходится постоянно проверять, нет ли под ним какой-нибудь ямы. Для этого я делаю в нем небольшие углубления одной ногой, а всю тяжесть своего тела переношу на другую. А вокруг меня только вертикальные склоны, буквально падающие вниз. Маленькая узенькая речушка течет вниз по скалистому склону прямо в ущелье Лаки-Сикс-Крик. Снег в этом месте выглядит довольно ровным, но я все-таки опасаюсь какой-нибудь коварной впадины и потому, прежде чем сделать очередной шаг вперед, каждый раз проверяю, выдержит ли он мой вес.
Спустя еще два часа я,
Я точно знаю, что уже сейчас отстаю от графика и очень волнуюсь, что запасов еды, которые у меня есть, просто не хватит. Поэтому на следующий день делаю все, что в моих силах, чтобы хотя бы немного наверстать упущенное. До Портидж-Крик я добираюсь всего за один день (а на дорогу туда мы потратили целых два дня). За восемь часов мы прошли пятнадцать миль и при этом присели отдохнуть лишь два раза, да и то всего на несколько минут, чтобы чуть-чуть перевести дух. Собаки неоднократно спотыкались и замедляли ход — такая дорога была утомительной даже для них. К концу дня мои ноги буквально гудели, да и собаки ужасно устали. Они даже опустили головы, чего с ними до этого не случалось.
Наконец Портидж-Крик предстает перед нами во всей своей красе. Я уже начинаю подыскивать место для палатки, как вдруг на нашем пути попадается медведь гризли. Он находится совсем рядом — аккурат на той тропе, что и мы — и спокойно жует корешки и растения. Медведь не видит нас, и собаки его тоже не замечают. На мое счастье, ветер дует не в ту сторону, поэтому они не чувствуют запах друг друга. Я снимаю рюкзак и мешки со спин собак на случай, если им придется защищаться. Еще я вытаскиваю ружье и вынимаю из кармана пулю. Если понадобится, я ударю медведя по голове. У меня есть оружие, и это значит, что есть шанс выжить. Правда, он стал бы еще больше, если б я мог свернуться клубком и не двигаться или если б бросил в медведя камнем. По крайней мере, камень уж точно не выведет его из себя. Если гризли станет защищаться, он не кинется наутек, как подавляющее большинство других животных, а набросится на человека и сильно покалечит его.
Прежде чем медведь заметит меня, мне нужно прийти в боевую готовность. Мой план таков: пока мы не приблизимся к медведю на расстояние выстрела, держать собак на поводке и отпустить их буквально за секунду до того, как медведь нападет на меня. В этом случае они тут же накинутся на него. Эрдельтерьеры — это, пожалуй, единственные собаки, у которых хватит на это смелости. У меня их две, и они наверняка устроят своего рода соревнование, пытаясь показать, на что они способны, поэтому будут сражаться в полную силу. Потом, если понадобится и если я буду в состоянии, настанет время пустить в ход ружье. На самом деле медведи очень редко причиняют людям вред, и я очень рассчитываю, что все обойдется.
— Хороший маленький мишка, — приговариваю я, но мое дыхание дрожит, а руки трясутся, и я ничего не могу с этим поделать. Знаю, что это может привлечь внимание медведя, насторожить его и потому то и дело бормочу себе под нос: «Спокойно, спокойно».
Итак, взяв в руки ружье и освободив собак от тяжкой ноши, я издаю мягкий протяжный звук — нечто среднее между криком и воем. Чтобы не казаться агрессивным, я слегка наклоняю голову к земле. У медведя огромная квадратная голова, он тяжело сопит и несколько секунд внимательно наблюдает за мной, пытаясь понять, кто я такой. Он стоит не шелохнувшись и не сводит с меня глаз. Его взгляд очень мощный, и на мгновение мне показалось, что сейчас он набросится на меня, однако слабая надежда меня все-таки греет. И тут он начинает медленно отворачиваться, а секунду спустя устремляется прочь в противоположном от меня направлении сквозь густую чащу вдоль небольшой речушки. Когда он наконец останавливается, его грузное, неповоротливое тело коричневого цвета настолько сливается с пейзажем, что я даже
Мы начинаем путь с Портидж-Крик и отходим от него примерно на тридцать ярдов. В отличие от Лаки-Сикс-Крик ущелья здесь нет. Речка целиком равнинная. На берегу ее стройным рядом выстроились горы. Их склоны довольно пологие и не каменистые, потому кажутся совсем неопасными. Я уверен, что здесь невозможно поскользнуться. Радость переполняет меня, но все равно держу ухо востро — на вершине водораздела есть перевал, до которого остается всего несколько миль. Чтобы преодолеть его, придется потрудиться. Даже внимательно изучив карты, я не могу представить, что ждет меня за этими горами. Иногда стремительные горные речки образуют овраги, через которые невозможно пройти. Они не изображены даже на топографических картах, потому заранее догадаться об их существовании невозможно. Не самые высокие скалы удостоились всего нескольких бледных штрихов, однако это не означает, что преодолеть их будет легко.
Собаки сильно похудели. Это вызывает тревогу, потому что через пару дней корма для них не останется. Тогда я начну делиться с ними своими запасами, им вполне подойдет чечевица. Ее хватит на пару недель, а то и чуть больше. Девять лет назад мы с Джонни целый месяц путешествовали по полуострову Болдуин, и тогда я кормил его чечевицей целых две недели. Чечевица — отличная еда для любого туриста. Она небольшого размера, довольно компактная, недорогая и очень быстро готовится, кроме того, она сухая и потому легкая. А еще в ней содержится немало ценных калорий.
За один день я прохожу около десяти миль и, естественно, ужасно устаю. Чувствую, что выжат как лимон. К счастью, иду по твердой земле, покрытой травой, кустов там практически нет. И вот мы выходим к берегу Алатны. Здесь явно были лоси и олени, я определяю это по многим знакам, например, по сломанным кустам, а также оставленным ими следам и помету. Это успокоило меня. Вряд ли они лазают по горам лучше, чем я. Значит, раз они смогли преодолеть это препятствие, то и мне это вполне по силам. Лоси и олени знают местность благодаря своим родителям, которые научили их выбирать оптимальный путь. Это помогает им выжить.
Льда на реке уже не осталось, а вода достает мне только по щиколотку, поэтому я могу спокойно обходить скалы, периодически возникающие на моем пути. Далее мы идем по узкой тропе между двумя озерами, которые все еще скованы льдом. Однако на южной стороне он уже растаял, и в образовавшейся полынье весело плещутся утки. Я останавливаюсь на несколько минут и делаю пару снимков. Просто не могу удержаться. Долина Алатны находится гораздо ниже, чем долина Ноатака, но саму реку я не вижу — сложный рельеф каменистого склона прячет ее от меня. Вдали от речки возвышаются темные скалы. Они совсем не похожи на те, что мне пришлось преодолевать в Гулл-Пасс. Там меня постоянно преследовало ощущение, что они вот-вот обрушатся, настолько хрупкими и неустойчивыми они казались. Здесь же, по моим ощущениям, скалы очень твердые. Они представляют собой цельные каменные глыбы. Одно время я рассчитывал увидеть здесь диких овец, но потом понял, что они наверняка предпочтут участки с более мягкой поверхностью. А вот для горных козлов такая местность вполне приемлема, но я не уверен, что они обитают в этом районе Аляски. Темно-серые скалы выстроились в ряд по обоим берегам Алатны, из-за чего вся долина приобретает мрачный и угрюмый вид. Мне кажется, что я нахожусь в совсем другом месте, уж очень сильно долина Алатны отличается от освещенной яркими лучами солнца долины реки Ноатак.