Один человек, две собаки и 600 миль на краю света. Опасное путешествие за мечтой

Метц Дейв

Надеюсь, что мне не придется умирать с голоду. Может быть, мне посчастливится найти хотя бы какое-нибудь подобие еды. Пусть это будет даже косточка какого-нибудь оленя, да что угодно — я и этому буду рад. Тут мимо палатки проносится кролик, и мысль о еде становится еще более назойливой. За последние два дня я сжег колоссальное количество калорий и похудел прямо на глазах, чувствую, что стал тоньше. Это очень беспокоит меня. Я понимаю, что если при таких огромных физических нагрузках буду питаться недостаточно, то совсем скоро от меня ничего не останется. За два дня я сжег не менее двадцати тысяч калорий и практически ничем их не восполнил. Такой неравномерный энергетический обмен не приведет ни к чему хорошему. Долго так продолжаться не может. Не знаю как, но я должен есть больше.

Увидев кролика, собаки сразу начинают вырываться из поводков. Я отпускаю

их — пусть они немного разомнутся. В конце концов, они немало потрудились и заслужили эту скромную награду. Месяц назад, когда я был в меру упитанным мужчиной в самом расцвете сил, надеялся не причинить вреда диким животным. Я придерживался благородного мнения, что охота — это неоправданное вторжение в мир дикой природы, которое ведет к его разрушению. Мое воспитание не позволяло мне и помыслить о том, чтобы убить живое существо и употребить его в пищу. Сейчас я уже не столь категоричен. Чувство голода, которое я постоянно испытываю, заставляет меня пересмотреть свои взгляды. Ситуация меняется — меняются и убеждения. Я тихонько даю собакам команду поймать кролика. У каждой есть всего одна попытка. Как только они вернутся, я вновь надену на них поводки. Учитывая наши ограниченные съестные запасы, я не могу допустить, чтобы собаки тратили слишком много энергии. И вот они возвращаются. На их мордах я замечаю оскал, который чем-то напоминает улыбку. Они ложатся на землю так, словно давно живут здесь и это для них дело привычное. Однако пойманного кролика нигде не видно. «Ну что ж, тем лучше», — решаю я.

Непроходимая земля

Впереди возвышается величественно-прекрасный пик Крэй-вена. Я просто не в силах отвести от него взгляд. Я смотрю на него, и в моем воображении возникает сцена из научно-фантастического фильма ужасов. Мне представляется, будто на склоне горы громоздится старинный особняк, вокруг ее вершины летают злобные горгульи, таинственные люди-ящеры маршируют вверх-вниз по извилистой тропе. Остроконечная вершина устремляется ввысь, в серое, туманное небо. Эта гора заставляет думать о пустоте и одиночестве. Она обладает какой-то неземной притягательностью. Кажется, будто она не создана на Земле, а занесена сюда какими-то потусторонними, темными силами.

Поднимается ветер, холодает, сумрак окутывает горы, и начинается сильнейшая гроза. Косой дождь что есть мочи барабанит по земле. Пик Крэйвена вплотную примыкает к Алатне, вместе с еще одной скалой, которая находится на противоположной стороне, они образуют подобие гигантских ворот, точно так же Северная гора и Холодная скала, соединяясь друг с другом, создают знаменитые «Ворота Арктики» (отсюда и название). Если все будет в порядке, то уже в следующем месяце они предстанут передо мной во всей своей красе.

Чтобы скорее достичь северного склона хребта Брукса, обойти эти две вершины нужно как можно скорее. Сначала я боялся, что это невозможно. Однако в конце дня, установив палатку и немного отдохнув, понял, что ошибался и сделать это мне вполне по силам. Местность между рекой и скалой равнинная. Итак, я отбрасываю свой суеверный етрах и подхожу к скале. С близкого расстояния она уже не выглядит столь зловещей. Мое первое впечатление оказалось обманчивым. Сейчас оно уступает место восхищению открывающимся передо мной горным великолепием. Вершины выстраиваются друг за другом стройными рядами, к которым ведут многочисленные узкие проходы. Эти горы слишком внушительны. Покорить их в одиночку нереально. Кроме того, сейчас моя цель — пройти как можно дальше, а не забраться как можно выше. В любом случае, у меня нет сил, чтобы покорить эти горы. Когда я думаю об этом, меня трясет, и без всякого сожаления я отбрасываю эту мысль.

На следующий день я принимаю нелегкое решение остаться на месте, чтобы отдохнуть и восстановиться перед тем, как предпринять финальный рывок к Анактувук-Пасс. Да, запасы пищи у меня более чем скромные, но я верю, что этот выходной стратегически важен. Я не имею права доводить себя до изнеможения, особенно сейчас, когда мы еще так далеко от людей. Это заставляет меня идти медленно, но почти каждый день, и при этом преодолевать как можно большее расстояние и тратить как можно меньше еды. Необходимо немного отдохнуть и как следует подкрепиться перед дорогой. Благодаря этому я уменьшу вес своего рюкзака и хорошенько подготовлюсь к «свежему» старту. Отдохнувшее тело способствует силе духа, а ведь именно она и только она в условиях нехватки еды и жуткого физического истощения заставит меня двигаться вперед. К тому же погода холодная и дождливая,

и это еще один хороший предлог, чтобы взять «выходной».

По сравнению со вчерашним днем я набрал определенную высоту. Река здесь меньше, быстротечнее и наполовину покрыта льдом. Большую часть дня я отдыхаю в палатке. Дочитав «Человека-невидимку», я все еще задаюсь вопросом: когда же человек более одинок: когда он остается один во всем мире или когда он становится невидимкой среди людей?

Мое колено снова начинает болеть. Это все из-за того, что я так долго ношу тяжелый рюкзак, да еще и хожу по неровной поверхности. Мне часто приходится ставить ноги в неудобное положение, из-за чего мои колени деформируются. Когда ветер утихает, я выхожу наружу вместе с собаками, которые как всегда сбивают все на своем пути. Делаю небольшую растяжку для ног, развожу костер и слоняюсь вокруг с таким видом, как будто меня в этом мире ничто не заботит. Я чувствую себя умиротворенно, думаю о том, как я люблю мою простую и милую жизнь. Кажется, ничто не сможет разрушить мою душевную идиллию.

Мы находимся на открытом пространстве. Растительности здесь очень мало, но к счастью, я все-таки нахожу несколько ив и ставлю рядом с ними палатку. Они хотя бы немного защитят ее от пронизывающего ветра, который дует с низовьев реки. Чтобы разжечь костер, подбираю с земли сухие опавшие прутья. Их всегда можно найти в зарослях ив. Людей здесь не бывает, так что весь хворост достается мне. Неожиданно для себя я нахожу частично погруженную в землю крышку от консервной банки. Этой старой железяке, должно быть, лет двадцать, не меньше. Никакой ценности она, конечно, не представляет, но я рассматриваю ее так, словно передо мной какое-нибудь раритетное ювелирное изделие. С 17 апреля я не видел ни одного живого человека, не встречал даже ни одного признака существования живых людей. Я чувствую себя одиноким и забытым. Мне ужасно не хватает общества, компании, поэтому любой предмет, когда-то принадлежавший человеку, пусть даже такой, делает меня счастливым. Я вновь начинаю верить, что люди существуют и что они не так уж далеко от меня. А там, где люди, там и еда, а где еда, там и радость. Да, во мне необыкновенным образом уживаются два совершенно противоположных желания: я хочу пересечь Ворота Арктики в одиночку и одновременно мечтаю о компании друзей, которые поддержали бы меня сейчас в такую тяжелую минуту. В глубине души все-таки надеюсь, что какой-нибудь человек, не важно, какой именно, вот-вот появится на горизонте, и я буду не один. Но мои надежды напрасны. Здесь не летают даже самолеты. Последний раз я слышал характерный гул в середине апреля: это был самолет, который сбросил мне еду. Все что слышал за последнее время, — это ветер и звуки собственных шагов. Иногда мне кажется, будто вдали раздается неотчетливая речь или рев мотора, но это самообман. Вокруг меня лишь дикая природа и кристально чистый арктический воздух.

На следующий день я несколько часов иду по льду реки. Это намного легче, чем идти по тундре. Стараюсь двигаться быстрее и не думать об опасности. В зависимости от прочности льда иногда я подхожу ближе к левому берегу реки, а иногда — к правому. Один или два раза я перехожу реку вброд (здесь не так глубоко, как на Ноатаке), но большую часть времени я все-таки передвигаюсь по льду. Мне не грозит перспектива оказаться не на той стороне, потому что я иду по течению реки к ее верховьям. Но вот чуть впереди показывается небольшая, но весьма стремительная речка, которая течет с запада. Меня это отнюдь не радует, ведь чтобы обойти ее, нужно сделать огромный крюк. Преодолевая реки, я никогда не иду напролом. Напротив, я всегда тщательно обдумываю маршрут и стараюсь выбрать для переправы наиболее подходящие участки: или где течение не столь бурное, или где слой льда достаточно прочен и нет опасности провалиться, или там, где дно устилают камни. Идти против течения в корне неверно.

Когда я подошел к притоку на расстояние, равное примерно одной миле, то обнаружил, что он еще шире, чем казался издалека. Он таинственно шумит за темной, квадратной скалой и чем-то напоминает змею, которая, шипя и извиваясь, ползет по тропам каменистой тундры. Поток оказывается таким бурным, что я сразу начинаю искать покрытый льдом участок, чтобы вернуться на восточную сторону Алатны и обойти приток. Но лед уже сильно подтаял, во многих местах появились заметные трещины. Из-за этого и без того стремительное течение еще больше усиливается. Чем ближе перевал, тем более открытой становится местность. Тень от гор сюда уже не падает, и на солнце лед тает намного быстрее, даже на такой большой высоте.