Один человек, две собаки и 600 миль на краю света. Опасное путешествие за мечтой
Шрифт:
Как и медведь с волком, я не пытаюсь бежать. Просто не хочу тратить слишком много сил. Дома я никогда не задумываюсь, сколько энергии отнимает утренняя пробежка или езда на велосипеде. Здесь же приходится постоянно рассчитывать, сколько энергии уйдет на то, чтобы сделать хотя бы шаг. Я не знаю, как мой организм может сохранять питательные вещества, полученные из еды, столь длительное время. Если вы находитесь на грани жизни и смерти, если вам действительно грозит смерть от голода, то заниматься спортом — плохая идея. Сейчас если я и решусь на бег, то только в том случае, если от этого будет зависеть моя жизнь. А вот добравшись до города, немного отдохну, наберусь сил и, может быть, сделаю легкую пробежку, устраивая несколько коротких перерывов (не более двадцати секунд, чтобы сделать небольшую растяжку). Но не здесь, когда запасы еды так малы, об этом не может быть и речи, так рисковать я не могу. Мои ноги совсем худые, и сил для пробежки не осталось. Мой организм перешел на другой, энергосберегающий, режим обмена веществ, пытаясь
До Анактувук-Пасс остается около шестидесяти миль, и я надеюсь, что с каждым днем буду преодолевать все большие расстояния. Возможно, мне придется пройти около ста двадцати или даже ста восьмидесяти миль, ведь двигаться по прямой я не смогу, потому что в этом случае на моем пути будет слишком много препятствий. Меня пугает огромное количество ущелий. Каждый день я должен буду преодолевать не менее десятка. Поскольку мостов здесь нет, придется их обходить, а для этого нужно скорректировать курс.
Коренные жители этого региона — эскимосы нунамиут. Это кочевники, приспособленные к выживанию в самых суровых условиях. В 1949 году в районе Анактувук-Пасс проживало племя, состоявшее из 65 человек. Их потомков можно встретить там до сих пор. Эти стройные, подтянутые люди обладали необычайным мужеством и превосходной выносливостью. Их основным занятием была охота на оленей. Еще им, как и мне сейчас, очень помогали собаки. Зимой они тащили сани, а летом несли на себе мешки, вес которых зачастую превышал сорок фунтов, жили впроголодь и постоянно находились на грани жизни и смерти, но несмотря на это, им удалось сохранить такие замечательные качества, как дружелюбие и гостеприимство по отношению к другим людям. Чем дольше я странствую по их землям, тем сильнее становится мой интерес к ним, к их истории и культуре. Сейчас я как никогда ощущаю истинную ценность пищи. Для эскимосов нунамиут поиск пищи сводится к охоте на оленей. Для меня найти еду — значит перейти Анактувук-Пасс и купить ее в продовольственном магазине или встретить какого-нибудь человека, который согласится продать мне немного мяса. Я начинаю понимать, что это такое — идти вперед в поисках еды, невзирая на груз у тебя за плечами. В тяжелые времена, когда олени уходили из этих мест, эскимосам приходилось охотиться на диких овец. Но мяса в них было недостаточно, чтобы прокормить каждого. Эскимосы нунамиут знали, что если они не поймают оленей, то будут обречены на вымирание.
Эскимосы досконально изучили свои земли. Они знали, какие растения и ягоды пригодны в пищу, какие можно использовать в медицинских целях. Они могли сделать лук из ели, а стрелы из ивы. Именно с помощью такого оружия эскимосы и убивали оленя. Они возводили специальные сооружения — каменные пирамиды, чтобы загнать потенциальную жертву, скажем, в озеро или овраг, где ее удобно будет подстрелить. На вершинах этих пирамид могут быть кустарники, развевающиеся на ветру Олени не любят такие пирамиды и всячески избегают случайного столкновения с ними. Когда видимость снижена из-за тумана, они стараются быть особенно осторожными. Вряд ли они догадываются, что их специально загоняют в ловушку. Эскимосы строят пирамиды специально, чтобы снизить бдительность оленей. Они прекрасно изучили их повадки и великолепно ориентируются на местности. В этом залог успеха эскимосов нунамиут. Если они и выживают, то только благодаря оленям.
Мне вспоминаются фотоснимки, сделанные в тех местах, где эскимосы нунамиут умерли от голода. На них изображены черепа, лежащие рядом друг с другом, точно камни. Эти черепа не были покрыты мхом и даже частично погружены в землю. Возможно, прямые потомки некоторых из этих людей, чьи останки запечатлены на фотографиях, живут сейчас в Анактувук-Пасс. На снимках вы никогда не увидите ни одного черепа, который лежал бы в одиночестве — рядом с ним всегда находятся другие. Об этом заботятся члены племени, к которому принадлежал умерший. Вся тундра усеяна кучками черепов. Эти люди вместе боролись за жизнь, и даже смерть не смогла их разлучить. Они умирали от голода и от истощения. Видимо, расстояние было слишком велико, а оленей, как назло, не было. В условиях нехватки пищи эскимосы не могли преодолеть его и теряли последние силы. То же самое, видимо, происходило и с их собаками. Даже они не могли ничем помочь людям. Подобные несчастья случались
Сейчас ни в коем случае нельзя снимать поводки с собак. Если я это сделаю, они стремглав бросятся вперед, позабыв о том, насколько сильно они голодны. Мы не можем потратить ни одной лишней калории. Собаки худеют на глазах, как и я, но все равно надеюсь, что нам удастся выжить. Благодаря этому мы станем намного сильнее и выносливее, научимся ценить еду, такую доступную дома и понимать коренных жителей, которые обитают в этих землях. Они заслуживают уважения просто потому, что всегда уважали земли, на которых живут.
Иногда собаки меня очень расстраивают. Они идут за мной прямо по пятам. Знаю, это не их вина. Нужно, в прямом смысле, держать их на коротком поводке, чтобы они не запутались и не отстали. Но беда в том, что мне никак не удается подобрать нужную длину. На нашем пути по-прежнему встречается много препятствий, которые нужно преодолеть, и иногда нам приходится уменьшать скорость, чтобы пробраться через какой-нибудь кустарник. Поводок Джимми я немного удлинил по сравнению с поводком Уилла, чтобы первый мог следовать за Уиллом сквозь кусты. Но из моей затеи ничего не выходит, и тогда мне самому приходится замедлять темп. Это настоящее испытание нервов. Я становлюсь раздражительным и постоянно путаюсь в зарослях туссока, пытаясь продвинуться вперед хотя бы чуть-чуть. То и дело приходится останавливаться и вытаскивать поводки, застрявшие в кустах, или выручать собак, когда они сами запутаются в привязи. Но отпустить их я все равно не могу. Наверняка поблизости бродят волки, и я не хочу, чтобы они напали на собак. Если они убегут на большое расстояние и угодят в ловушку, то прийти им на помощь я уже не смогу.
Несмотря на нескончаемые заросли непроходимого туссока, я стараюсь идти прямо. Но примерно через каждые десять шагов на моем пути возникают канавы, высокие кустарники или лужи, которые нужно обходить. Повернув направо от реки Киллик, чтобы срезать угол, около полумили я двигаюсь по направлению от Истер-Крик. Думаю, лучше выбрать точку на горизонте и направиться прямо к ней, чем двигаться зигзагообразно и тратить лишние силы в поисках лучшего пути. Повсюду рельеф очень сложен, и если я буду отклоняться от курса, то к концу дня явно не успею пройти намеченное расстояние. Но зачастую у меня просто нет выбора.
Где-то высоко в небе раздается шум двигателя. Это приводит меня в полный восторг, ведь я так давно не видел даже признака живого человека. Иногда мне становится очень интересно, нет ли здесь еще людей. Я уверен, что есть. Наверное, скоро мне захочется вернуться сюда, но в эту минуту мне ужасно не хватает общества, домашнего комфорта, а еще чистоты и самое главное — здоровой пищи.
Я по-прежнему иду вдоль Истер-Крик на восток, к реке Джон. Из-за измороси, столь характерной для раннего утра, встать еще тяжелее. Шум воды напоминает человеческий крик, но я точно знаю, что здесь никого нет. Просто так привык жить среди людей и так давно их не видел, что мое воображение иногда играет со мной злую шутку. К тому же я очень голоден и устал до изнеможения. Тщательно ощупываю живот. Никаких выпуклостей, он плоский, я боюсь, даже чересчур. В панике начинаю щипать кожу, оттягиваю ее пальцами. Слава Богу, следы на ней остаются. А что если это только кожа, а плоти уже нет? Но надеюсь, что тоненький слой жира еще остался. Сейчас каждый его грамм становится буквально на вес золота. При мысли о том, насколько быстро исчезает подкожный жир, действительно становится страшно. Страшно каждый день смотреть на свое тело и видеть, как быстро оно тает. Я раздеваюсь по пояс и фотографирую себя с голым торсом. На мониторе цифровой фотокамеры можно в деталях рассмотреть, насколько худым я стал, и узнать, насколько далек от критической точки. Сейчас я уже неприлично тощий. По моим подсчетам я трачу около семи тысяч калорий в день, а потребляю всего около полутора тысяч. Каждый фунт подкожного жира содержит десять тысяч калорий, поэтому, чтобы исхудать до состояния скелета, много времени не потребуется. В течение дня я иду медленно, но долго. Думаю, в условиях острого дефицита еды это самый правильный и эффективный способ передвижения. Именно так обычно путешествуют медведи.
Вчера я шел по мокрой земле, и мои ботинки еще не высохли. Сейчас они всегда влажные, и это действует мне на нервы. Обычно я успеваю высушить их на солнце вечером. Но вчера было пасмурно, поэтому сегодня вынужден идти в мокрых ботинках. Мои запасные носки промокли в одно мгновение. Даже собаки не хотят вылезать из палатки. Я выхожу и пью кофе. Когда котелок становится пустым, у меня не остается повода задерживаться. В палатке мне казалось, что идет сильный дождь, но выйдя наружу, увидел, что все не так страшно. Я буду идти вперед и остановлюсь, только если начнется ливень или станет невыносимо холодно.