Один день без Сталина. Москва в октябре 41-го года
Шрифт:
«На призывном участке № 2 Киевского района (2-я Бородинская ул., д. 34) царит беспорядок… Сюда явилось около двухсот военнообязанных с мобилизационными листками, но ими никто не занимается, они без толку ходят из комнаты в комнату, мешают работать комиссии. Многие сидят на заборе, на воротах, а за оградой, на улице кричат и плачут некоторые женщины. Среди военнообязанных есть пьяные, которые валяются здесь же у входа.
Политрук призывного участка заявил инструктору МГК:
— У нас есть специальная комната для пьяных, но я, к сожалению, от нее потерял ключи…
Не лучше положение
Школа № 242 — призывной пункт рядового состава. Здесь большая скученность, в помещении грязно, нет скамеек, стульев, призывники сидят на окнах и на полу, имеются пьяные. Очень большое количество провожающих толпится на улице…
Призывной пункт Молотовского района в клубе Московской областной конторы Главного управления автотракторной промышленности призывает рядовой состав — шоферов. Начальник призывной комиссии дал устное указание милиционеру, стоявшему у входа в помещение, не выпускать призывников из него и не допускать к ним гостей, приносящих передачи или желающих проститься… Среди призывников были некоторые настолько пьяны, что их пришлось отправлять с пункта. Многие же призывники, примерно процентов тридцать, были также в той или иной степени выпивши, причем водку они получали с улицы через окна уборных от провожающих… По настоянию секретаря РК ВКП(б) убрали весь мусор, окурки, подмели полы, выделили двух уборщиц. Был снят буфет из РК партии и целиком переведен для обслуживания призываемых…
В призывном пункте Ленинского района (помещается в Институте глухонемых, Донская улица, д. 49) оформление проходит медленно. В коридорах толкучка, накурено, душно. Много пьяных, некоторые из них лежат на полу, в коридорах, комнатах. Водку призывникам передают родственники в бутылках с наклейкой «Фруктовая вода». В столовой пункта к 12 часам дня уже почти не было продуктов. В баках отсутствовала вода.
У призывников возникает много вопросов, в частности особенно жилищных, но нет представителя райсовета, некому на них отвечать. Один призывник плакал, рассказывал, что его жену выселяют.
Некоторые призывники хотят послать домой или на работу письма, но конвертов и почтовых открыток негде купить, кроме того, нет телефона, где можно было бы позвонить. На весь призывной пункт один телефон, и находится он у командования…
Призывники пьяные поют песни: «Ох умру я, умру я, похоронят меня, и никто не узнает, где могила моя»…
26 июня столичные чекисты доложили заместителю наркома госбезопасности Богдану Кобулову: «В ходе мобилизации в г. Москве и Московской области продолжают иметь место отдельные недочеты… Среди отдельной части призывников отмечены случаи недисциплированности и отказа от службы в Красной армии…»
Один из врачей вспоминал, как его 22 июля на призывном пункте зачислили хирургом в медицинскую комиссию. Начальник пункта предупредил медиков:
— Товарищи врачи, судите строго
Вызывают из коридора по фамилиям. Секретарь по учетным карточкам проверяет, когда проходил медкомиссию. Если давно — посылает к врачам, если недавно, спрашивает:
— Здоров? Служить можешь?
— Могу.
Штамп — и конец. Принят.
«Вот они передо мной — защитники Отечества. От двадцати до тридцати пяти лет. Плохо одетые, но не запущенные, в чистых рубахах. В большинстве худые. Хмурые. Слов не говорят. Они раздеваются у входа и подходят к доктору, прикрывая ладонями стыдные места. Голый человек совсем беззащитен. Он даже соврать боится, если, конечно, опыта не имеет… Совсем пьяных отсеивали в регистратуре — складывали в один класс, вповалку, чтобы проспались. Тех, кто уже прошел комиссию, собирали в другой класс, а как накопится взвод, строили на дворе — и на вокзал».
Состояние армии до начала войны нельзя было назвать блестящим. Об этом свидетельствуют рассекреченные материалы особых отделов. Во время призыва крестьянская молодежь громила торгующие вином магазины, рынки, захватывала поезда, на которых призывников везли к месту службы. Выпив, новобранцы кричали: «Послужим царю-батюшке!», «Долой коммунистов!». Происходили настоящие побоища между деревенскими и городскими призывниками. Милиция не могла справиться, вызывали пожарных, которые водой из брандспойтов разгоняли дерущихся.
Особые отделы сообщали о недовольстве красноармейцев грубостью командного состава, прямым мордобоем, а также отсутствием обмундирования, белья, обуви. Красноармейцы жаловались на недоброкачественные продукты. Бичом командного состава армии стало пьянство. Причем политруки и комиссары составляли командирам компанию — пили вместе, чтобы некому было доложить начальству.
Рассекреченные документы особых отделов Красной армии предвоенного времени, пишет член-корреспондент Академии наук Андрей Николаевич Сахаров (он многие годы возглавлял академический Институт российской истории), «показывают катастрофические недостатки в состоянии советских вооруженных сил: слабый профессионализм командных кадров — выдвиженцев времен Гражданской войны, дремучий уровень рабоче-крестьянских бойцов, коррупцию, воровство и пьянство в армейских частях, нарастающую враждебность красноармейцев к бессмысленно жестоким армейским порядкам, слабую техническую подготовленность сухопутных и авиационных частей…»
К декабрю накопился боевой опыт, появились прилично обученные резервы, солдаты больше не разбегались и не паниковали. Напротив, упорно сопротивлялись. Хотя не все и не во всякой ситуации.
24 октября командующий Западным фронтом генерал армии Жуков приказал: в каждой стрелковой дивизии создать заградительные отряды — по одной роте на полк. Приказ: не допустить бегства с поля боя «одержимых паникой военнослужащих, не останавливаясь перед применением оружия».
Но красноармейцы уже прониклись ненавистью к врагу. И осознали, с каким врагом они сражаются и вообще во имя чего идет война. Поначалу этого не было.