Один день солнца (сборник)
Шрифт:
— Ну, сперва возиться. А потом она щенков заведет, и мы ее выпустим, а щенков оставим — и возиться не надо.
— Хм…
Чаще всего он сам находит выход из каверзных положений — легко меняет тему разговора. Я объясняю это тем, что душа его не терпит никакого застоя, никакого торможения, и, если случается заминка, он спокойно переключается на новый интерес.
— А если достать до воздуха?
Не тучи ли вызвали этот вопрос… Пока, мы шли, над городом очень быстро сгустились облака. Темное движущееся крыло занавесило
— Там опять воздух, — отвечаю я. Вопрос легкий.
— А дальше?
— Воздух.
— Все воздух и воздух?!
— Ну да…
— Как же так?
— А вот так. Это бесконечность. Ничто, понимаешь? То есть пустота, космос.
— А воздух?
— Там уже и воздуха нет.
— А ты говорил: опять воздух.
— Господи, я говорю о том, что еще дальше. Ну, вот как улицы: одна, вторая, конец города, начало другого…
— А еще дальше? Ну, на самую даль…
— Дальше… — что-то отвлекает меня. — Вон, смотри-ка, смотри! — неожиданно вырывается у меня.
К дверям магазина сбегаются люди — прячутся от сильного града. Его волна хлестнула неожиданно и шумно, она бежала по улице у всех на глазах. Крупные белые горошины гремят по козырьку у входа, скачут по асфальту, подпрыгивают, как резиновые, собираются светлыми пятнами в выбоинах мостовой.
Я спешу под навес, а Антон пытается поймать рукой хоть одну ледяную жемчужинку и, возбужденный, кричит:
— Это разведчик! Сначала он, а потом дождь!..
В другой раз он видит на небе луну. На ходу долго смотрит на нее и говорит:
— Мы идем, и луна идет.
— Это тучи бегут, — уточняю я, — а луна стоит на месте.
— И луна идет, — упорствует Антон.
— Тучи, — повторяю я спокойно, потому что тут доказывать нечего.
Наутро по дороге в сад мы видим луну совсем в другом месте — чистую, одинокую на утреннем небе.
— Папа, а луна вон уже где.
— Ну конечно, она движется вокруг земли, а земля вокруг солнца.
— А вчера ты говорил, что луна стоит на месте…
— Вон, смотри, «КрАЗ» стоит, — перебиваю я его, показывая на огромный самосвал, подъехавший к светофору.
— Какой «КрАЗ»?
— Да вон, с медведем.
Антон долго молчит, смотрит, потом, разглядев на капоте машины блестящую фигурку зверя, как-то странно — не то успокоенно, не то разочарованно — произносит:
— А я думал: с каким медведем…
Прогулка кончается, пора отправляться домой.
— Давай опять в птиц? — говорит Антон, предлагая игру.
— Давай, — соглашаюсь я.
Это старая наша игра. Очень простая: нужно по очереди называть птиц. И кто больше назовет, — тот и выиграл.
— Воробей, — называет Антон.
— Грач, — чуть подумав, отвечаю я.
— Ворона.
— Гусь.
— Воробьиха…
— Э-э-э, —
— Гусь и воробьиха?
— Не гусь и воробьиха, а воробей и воробьиха. А воробья ты уже называл.
— Так это же она, самка. И цвет у нее другой, ты же сам говорил…
— Говорил, правильно. Но это одно и то же. Вот понимаешь, — птицы. Это значит — пернатые. А воробьи — это отдельный вид, и самка и самец. Как и гусь и гусыня, щегол и щеголиха… Да, так, наверно, — щеголиха…
— Или щеголица?
— Щеголиха…
— А человек?
— Что человек?
— Она — это человечиха?
— Она — это женщина, а он — мужчина.
— Это же совсем разные слова. Вот смотри, перьевые — это все птицы…
— Не перьевые, а пернатые.
— Ну, пернатые. А все люди — как?
— Люди? М-м… Люди — это человеки. Вернее — человек. Че-ло-век. Это значит, в отличие от всех остальных существ, — человек. Мужчины, женщины, дети, бабушки, негры, индейцы — все это человек.
— Соколиный Глаз, да?
— Что Соколиный Глаз?
— Индеец.
— А-а-а… Ну, конечно.
— Или вот смотри, курица — петух — тоже разные слова, а одни и те же птицы.
— Вот именно.
…Со временем воробьи и гуси стали упоминаться нами разве что в разминке. Теперь мы играем тоньше.
…— Дрофа…
— Свиристель…
— Козодой.
— Пеликан…
— Пеликана ты уже называл.
— Не называл!
— Называл.
— Это не в этот раз…
— Нет, ты называл в этот, после моего тукана. Вспомни: я — тукан, ты — пеликан.
Выяснять что-либо дальше в таких случаях не имеет смысла, и мы, по взаимному согласию, заканчиваем игру.
Каждый день прибавляет ему опыта. Давно ли он говорил, видя в руках у ребят обруч: «Смотри, у мальчиков мячик и буква О». Или, о других буквах: «Во-о, жук»— это о букве Ж; «А она фырчит»— это о Ф.
— Чего ты хочешь, конкретное мышление, — объясняет мама. — Когда он висел вниз головой на трубе, где сушат белье, и я сказала, что он сломает себе шею и позвоночник, он, представь себе, ответил: «Это который звонит? А его же у меня нет…»
В субботу вечером по радио тихо звучат полузабытые песни. Мы все сидим и слушаем…
Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой. Выходила на берег Катюша, на высокий берег, на крутой…— Я так люблю передачи Татарского, — улыбается мама, — такая прелесть.
— Не выходила, а выезжала, — говорит Антон.
— Что значит — выезжала?
— У нее же колеса, это же пушка…
— При чем здесь пушка? Это имя девушки, и его дали пушке. А она выходила петь.