Один в бескрайнем небе
Шрифт:
Лето проплывало мимо меня, и я все чаще задумывался о будущем: чем же мне заняться? Кроме самолетов, я ничего не знаю. Я умею только летать. Во время каникул в колледже я нанимался на разные временные работы. Как-то летом служил на спасательной станции на пляже — вот и все. Незавидные данные для бывшего капитан-лейтенанта, и вдобавок ко всему у меня вызывало непреодолимое отвращение нудная работа от девяти до пяти ради хлеба насущного. Я хотел чего-то большего.
Жизнь в Малибу успокаивала. Великолепная погода не давала думать о завтрашнем дне, а бурлящие под доской волны уносили с собой все заботы. За широким пляжем,
Эти места были для меня родными. Мальчиком я все лето проводил в одном домишке, куда надо было добираться через три узких каньона по автомобильной дороге, а затем шесть километров по проселочной дороге через каньон Лас-Тунас. Здесь все напоминало мне о доме, невозможно было чувствовать себя неуверенно.
Запахи моря и аромат шалфея вернули меня к детству. Так, открывая дверь старого дома, в котором не был с детских лет, чувствуешь, что запах совсем не изменился, и на какой-то момент снова становишься прежним.
«Билли Бриджмэн, мечтатель» — так она называла меня. Это было давным-давно. Тогда я жил спокойно и размеренно и, кроме плавания, прогулок и грез, ничем не занимался. Наш дом, квадратная дощатая постройка, центром которой была большая черная печь, отапливаемая дровами, был единственным в каньоне. Мы жили вдвоем с бабушкой. У нас была шотландская овчарка, которая где-то бродила по ночам. Эта овчарка отличалась тем, что, сопровождая меня на прогулках по каньону, почти каждый день загрызала гремучую змею. К концу лета у меня накопился целый горшок хвостовых колец гремучих змей. Я гордо демонстрировал их нечастым бабушкиным гостям.
Мейбл Бриджмэн, женщина смуглая и хрупкая, отличалась твердым характером. Когда мне было два года, она привезла меня в Калифорнию из Оттумва (штат Айова) — этот городишко служил штаб-квартирой моему отцу Уильяму Бриджмэну, сделавшему себе карьеру на том, что для бродячего цирка он пилотировал ветхий самолет времен первой мировой войны. Вскоре после моего рождения отец и мать разошлись, и моим воспитанием занялась бабушка.
В годы, проведенные в каньоне, я думал, что бабушка — моя мать, а высокий худощавый летчик, который навещал нас один раз в два — три года и любил рассказывать о самолетах и мертвых петлях, — мой старший брат.
Мейбл Бриджмэн не слишком тряслась надо мной, хотя я заменял ей весь мир. Я считаю, что она дала мне самое лучшее воспитание: следила, чтобы я был сыт, обут и одет, во всем остальном предоставляя меня самому себе. Я был вполне свободен в пределах океанского берега и каньона. Она не беспокоилась обо мне, а если и беспокоилась, то не говорила об этом. Зимой, когда мы жили в Пасадене, в тридцати километрах от каньона, я часто убегал в наш летний дом. Бабушка знала, куда я мог исчезнуть, и, бывало, тихонько распекала меня за то, что я заставил ее совершить неблизкую прогулку, чтобы вернуть меня домой.
Летняя жизнь в каньоне кончилась со смертью бабушки. Когда это случилось, я был уже на втором курсе Калифорнийского университета. По воскресеньям я работал на спасательной станции в Санта-Монике. Моя комната находилась над помещением, которое с незапамятных времен было сдано в аренду под увеселительное заведение.
Концом своего детства я считаю тот день, когда во время одной из прогулок к старому дому в каньоне я увидел группу рабочих, сносивших его, чтобы расчистить место для новой дороги. Это было много лет назад.
Глава V
Лето кончалось — стоял конец августа, когда я получил телеграмму. Она лежала под дверью, и я увидел ее, вернувшись с океана после длительного заплыва.
«Просим связаться с нами, когда вам будет удобно. Летно-испытательная станция Дуглас Эркрафт Корпорейшн. Санта-Моника».
Предложение фирмы Дуглас, вероятно, было результатом моих разговоров с Бобом Брашем — однокашником по Пасаденскому колледжу. Он служил главным летчиком-испытателем отделения этой фирмы в Санта-Монике. Уже несколько месяцев я не имел от Боба никаких вестей.
Возможно, вопрос о будущем теперь временно решится. Я бросил летное дело, но об испытании самолетов знал очень мало. Для меня это новая область, но пока не найдется другого занятия, можно попытаться.
Телеграмма призывала меня вернуться в авиацию, и должен сказать, я с удовольствием думал о том, что снова заберусь в кабину самолета. В конце концов мне не повредит, если я пойду и узнаю, что они могут предложить.
Вскоре после полудня я уже ехал вдоль океанского берега, мимо каньонов, выходящих к океану: Лас-Флорес, Лас-Тунас, Топанга; мимо Санта-Инес, где у океана оканчивается бульвар Сансет, начинающийся в центре Лос-Анжелоса; мимо каньона Санта-Моника; мимо обдуваемого ветром Гринвич-Виллидж в Южной Калифорнии, где начинается город Санта-Моника. Поворот — и еще восемь километров через район, где сдаются дешевые квартиры, и вот в центре этого района аккуратно оштукатуренных домов я замечаю здания авиационной компании Дуглас. Эти здания, на этаж выше жилых домов, тянутся целых десять кварталов.
В небольшом пустом вестибюле сидел за столом дежурный полицейский. Он проверил и убедился, что меня действительно должны принять. Я расписался, и к моему пиджаку был прицеплен значок посетителя. Затем через весь завод меня повели на второй этаж в испытательный отдел.
Завод фирмы Дуглас напоминает рассеченный пополам лабиринт. На одной стороне расположен сборочный конвейер, разбитый ангарными стенками на обширные секции; на другой стороне — узкие коридоры из временных стенок. Стенками, которые примерно на половину не доходят до потолка, помещения делятся на крошечные кабины. Коридоры расходятся от темного центрального холла и идут через весь завод. Местами они переходят в большие, длинные помещения, сплошь заставленные столами.
Потолки над столами очень высокие, как в ангарах, но кажутся вдвое меньше благодаря симметрично расположенным лампам дневного света, холодный лунный свет которых равномерно освещает зал, лишенный окон. Здесь размещается технический отдел и конструкторское бюро. Для высшего начальства отгорожены комнатки, прилепившиеся к стенам.
Пройдя через технический отдел, я попал в другой, отгороженный и изолированный ангар, где с левой стороны висела вывеска: «Вход воспрещен — объект Х-3».
Здесь проводились совершенно секретные работы. Тонкие деревянные стенки, загораживавшие этот объект, были в два раза выше остальных стенок.