Один
Шрифт:
Я снова закурил… Повыщелкивал из магазина «Кедра» патроны и снарядил магазины ПМ-ов. Еще десять патронов ссыпал в карман брюк. Пояс отяжелел еще на одну кобуру и пару подсумков. Выдержал бы. Ну, хватит булки мять! Я решительно поднялся, пробрался в подсобку, набросал в оружейку несколько железяк, порядком пошумев, затем вернулся в зал и аккуратно приоткрыл дверь… Вот он! Шустрый! Он вцепился в дверь, пытаясь просунуть голову и разевая пасть, а я выстрелил ему в глаз, отпихнул ногой и захлопнул дверь…
— Твою мать!!! Твою мать!!! Твою мать!!! — я судорожно начал раздеваться, сняв с себя куртку,
Опять запиликал «Вивальди» телефона, который я оставил на мате. Сел, нажал кнопку ответа:
— Слушаю.
— Простите, — на том конце всхлипывали. Да что там всхлипывали, за рыданием я с трудом разобрал ее слова, — я никому не могу дозвониться…
— Да, сейчас никому ни до кого.
— Мне неудобно, простите, но я инвалид по зрению… Мы с мамой вдвоем жили…
— Хреново.
— Что, простите?
— Сочувствую, искренне сочувствую.
— Вы знаете, на улице стреляют и соседи… они там кричали… А еще сирены, вчера весь день и всю ночь, и ночью опять стреляли… А я не могу никому дозвониться.
— Вы из дома не выходите главное. Даже на площадку не выходите.
— Вот я и хотела спросить…
— Все плохо кругом. Как вас звать?
— Лена, а вас?
— Володя. Послушайте, Лена, на улице действительно опасно. Случилось очень плохое, это хуже войны, объяснить вам с вашим… эм… с вашими… В общем, не увидев, вы просто не поверите.
— А что может быть хуже войны?
— Когда люди едят друг друга, самым натуральным образом…
Опять пошли гудки, либо связь прервалась, либо она бросила трубку.
Я вышел в коридор. Переступая успокоенных мертвяков и посматривая назад, дошел до оружейки. Убедился, что дверь-решетка на лестнице на второй технический этаж закрыта и пошел обратно, попутно прибрав к рукам еще пару магазинов из подсумков бывших коллег. Дробовик бы, но это надо добраться либо до машин, либо получить доступ в оружейку. А пока довольствуемся тем, что имеем. В комнате отдыха творился настоящий ад. Кровь растеклась ровным слоем по всему полу, мебель перевернута, на стенах следы пуль и подтеки крови. Несколько тел с огнестрельными ранениями. В углу, прикованный наручниками к батарее, возится Андрей Сергеевич. Я его только по седому ежику узнал, вся одежда из зеленой превратилась в бурую. Рядом лежал залитый кровью «Стечкин». Я долго не решался войти, но уверенности, что попаду от дверей не было. Рискуя поскользнуться, все же вошел, но предварительно закурил, так как запах был просто невыносим. Остановившись в двух шагах от полковника, я поднял руку с пистолетом…
— Спасибо, товарищ полковник. Благодаря тебе и жив, наверное, хоть и один… — и выстрелил.
Оренбург, 22 марта
Просыпаться не хотелось, точнее не хотелось вставать. Разлепил глаза я час назад, в девять утра, когда над зданием на малой высоте, рассекая лопастями воздух, пролетел вертолет. Спал я в диспетчерской, на мягком диванчике. На полу и на столе валялась куча оружия, патронов и снаряжения. Дверь в диспетчерской железная, окно из бронестекла. Я вчера даже помылся в душе и переоделся, предварительно заблокировав входные двери и опустив жалюзи снаружи. Покосился на монитор на стене. На двенадцати картинках можно наблюдать за помещениями в конторе, воротами и парковкой. Еще вчера покопался в интернете, который, на удивление, работал. Правда, не все новостные сайты открывались, но общую картину получить удалось. И тот МЧС-ник не соврал. Жаль, я надеялся, что он все же не в себе. И что теперь делать? В Форде полный бак. Сесть и ехать насколько горючки хватит? А куда? Протянул руку к телефону на подоконнике и сделал вызов. Соединение установилось раза с четвертого, пошли гудки.
— Але? Володя?
— Да Лена, это я. Как вы?
— Ревела всю ночь… Пить охота… молока нет, из крана вода не течет. Наверное ночью отключили, а в чайнике немного было.
— Вы унитаз смывали сегодня?
— Что? Причем тут унитаз?
— Там в бачке обычная водопроводная вода. Вы можете пить ее. Желательно прокипятить, конечно…
— Ой, спасибо, что-то я не додумалась, — шмыгнула она носом.
— Лена…
— Что?
— Вы плачете?
— Ага, реву опять…
— Скажите свой адрес.
— Зачем?
— Затем, что я, наверное, единственный, кто остался в этом мире, чтобы вам помочь.
— Чкалова двадцать, квартира сто шестьдесят пять.
— Часа через полтора-два ждите.
— Хорошо, жду…
Лена отключилась. А я, сунув телефон в нагрудный карман, включил чайник и достал из маленького холодильника пластиковую коробочку с бутербродами. Должно быть Паллна с собой принесла.
— Кххх… пшшш… пилим… Акация, четырнадцатому экипажу! Акация, ответь четырнадцатому!
— Да ну нахер! — я подскочил, уселся за стол диспетчера и взял микрофон радиостанции.
Вообще-то, «четырнадцатый» — это мой экипаж, точнее Лехин. Голос да, вроде похож. Прежде чем ответить, я думал, сомневался… но все же ответил.
— На связи Акация!
— Бля! Кто на связи? Орех? Орех, ты?
— Да Леха…
— Мы подъезжаем, будем минут через десять.
— Кто мы?
— Да кто попало! Менты, вояки, сводная рота недоеденных! Держись, Леха, скоро будем!
— Ага, — ответил я и положил микрофон на стол.
Вот и Леха обозначился… Как-то сразу полегчало и отчего-то даже стало радостно, что еще десять минут и я буду не один. Не хочу больше быть один!
Приехали БТР-восьмидесятка и бронированный омоновский КАМАЗ. Увидев на мониторе машины, я нажал на кнопку на стене, и ворота поехали в сторону. Потом разблокировал входную дверь и вернулся в диспетчерскую.
— Орех! Что по мертвякам у тебя?
— На улице двое шарахаются или в гараже. Мне не до них было. В конторе чисто, — ответил я, нажал кнопку закрывания ворот и добавил, — в смысле мертвяков уже нет.