Одиннадцать часов на трупе
Шрифт:
Встав на колени, Гастон Беррьен обшарил карманы своей жертвы. Он с интересом ознакомился с его удостоверением личности. При жизни Черепа звали Альбер Перуж, родился в пятнадцатом округе Парижа девятого января тысяча девятьсот двадцать пятого года. В графе "профессия" значилось "служащий".
В бумажнике Перужа, помимо нескольких похабных фотографий, на которые Гастон взглянул лишь мельком пресыщенным взглядом, он обнаружил любовное послание, подписанное "Пиньюш", и две денежные купюры по
Спрятав всю добычу в ящик ночного столика, Гастон закурил сигару. Филипп явится с минуты на минуту.
Он бесшумно вышел из комнаты, закрыв её на ключ и положив его в карман. Затем он спустился вниз, вышел в сад и открыл дверь ограды. По пути в дом он оставил незапертой и входную дверь. Шляпник прошел в столовую, попыхивая сигарой. В темноте уютной комнаты он расслабился настолько, что заснул. Филиппу пришлось слегка потрясти его, чтобы услышать:
– А? Что? Ах, это ты. Ты меня разбудил.
– Это уж точно, - прошептал Филипп.
– Так в чем же дело?
Чтобы окончательно прийти в себя, Гастон налил себе в пузатую рюмку коньяку. После этого, склонившись в полутьме к шурину, он коротко рассказал ему о разыгравшейся драме. Филипп на минуту задумался.
– Ты правильно сделал, что позвал меня. А я уже и могилу приготовил для этого бедолаги, набив, однако, при этом мозоли. Она ждет его. Давай перетащим его в мою машину, я поеду и закопаю его, как условились. Нет проблем. И все же этот тип был опасен со всеми этими его предосторожностями. Если бы ты не пристукнул его, мы оказались бы в той ещё ситуации! К счастью, в целом все прошло неплохо. Где тело?
– Наверху, одному его вниз не снести. Филипп в свою очередь подкрепился коньяком и предложил:
– На всякий случай надо бы выпотрошить его карманы, чтобы затруднить опознание.
– Уже сделано. Я рассчитывал обнаружить в его бумагах имя женщины, что нас заложила, но ничего не нашел, кроме письма, подписанного "Пиньюш"... Это уменьшительное от какого-то имени. Нет ли кого среди наших девочек с таким имечком?
Филипп стал рассуждать вслух:
– Пиньюш, Пиньюш... В письме не было других данных?
– Никаких.
– Пиньюш... Посмотрим-ка ещё раз: Барбара, Жильда, Роза, Стефани, Лулу, Коринн, Адриенн, Мишлин... Нет, никакой Пиньюш среди них не вижу. Но письмо ты сохрани. Я добуду образцы почерка всех наших малышек, и простым сравнением мы все выясним.
Внезапно его, казалось, поразила одна мысль:
– Послушай, но узнав, кто это, придется...
– Увы, ты прав, - прервал его Гастон.
– Весьма сожалею, но...
– Досадно. Надо ведь: ни одного прокола за пять лет, а тут вдруг навалилось все сразу, одно за другим, и мы вынуждены... Ах! Не нравится мне все это.
– Как будто я в восторге!
– вздохнул Гастон.
–
– Капельку. Спасибо. Кстати, возьми пистолет, он мне больше не нужен. Пока не нужен.
Гастон положил оружие на стол. Осушив рюмки с коньяком, оба поднялись на второй этаж. В коридоре Филипп стукнулся коленом о здоровый, деревенского фасона, сундук и приглушенно выругался.
_ - Ш-ш-ш...
– взъярился Гастон.
Филипп, потирая ушибленное место, терпел изо всех сил. Приоткрылась дверь, и в темный коридор вырвался прямоугольник света. Возникла фигура одетой в домашний халат Франсуазы. Она упрекнула:
– Ты бы лучше свет зажег, чтобы не... Смотри-ка, Филипп! Добрый вечер. Вот это сюрприз!
Щелкнул выключатель, залив коридор светом.
Мужчины застыли в полной растерянности, беспомощно ответив руки и еле сдерживая рвущиеся наружу ругательства. Франсуаза забеспокоилась:
– Надеюсь, Лили здорова?
– Да, да, все в порядке, - поспешил заверить её Филипп.
– Я просто находился тут неподалеку, увидел, что горит свет, и подумал: зайду-ка я их проведать. Вот и все. У вас все в порядке, Франсуаза?
Они по-родственному расцеловались. У Гастона в голове теснились невысказанные проклятия. Он спросил у жены:
– Почему ты не спишь?
Уловив в его голосе нотку раздражения, Франсуаза удивленно взглянула на него:
– У меня мигрень. И я шла за порошками.
– Ну что ж, спокойной ночи. Нам с Филиппом надо поговорить.
Франсуаза закрылась в ванной. Мужчины тут же проскользнули в комнату Гастона. Тщательно заблокировав дверь, они шумно перевели дух.
– Ну до чего же ты неловкий, - упрекнул Гастон.
– Если бы ты не врезался в этот сундук...
– Она все равно бы вышла, - оборонялся Филипп.
– Лучше взглянем на труп.
Увидев череп, он ухмыльнулся:
– Словно часы проглотил!
Момент для шуток был выбран явно неудачно, что и заметил ему Гастон, насупив брови.
– Надо его раздеть и спороть все метки с одежды. Помоги,
Они забросили тело на кровать, содрали с него пальто, костюм, рубашку и обувь. На нижнем белье меток не оказалось, посему его трогать не стали. Зато с других вещей сняли все маркировки химчисток, две-три этикетки и все это сожгли в пепельнице. Затем мертвеца стали облачать в одежды.
– Странно. Он ещё теплый.
– Прошел-то всего час... Осторожно, ботинок падает.
Усопший Перуж позволял вытворять с собой все, что угодно, его тело было мягким и покладистым. Одев его полностью, они избавились от его портмоне и документов. Нож Филипп положил в карман, решив закопать его вместе с трупом. Было уже полпервого ночи. Осталось только перенести ношу в машину Филиппа.
– Выгляни в коридор, все ли там спокойно. Филипп высунулся из двери и огляделся:
– Давай.