Одиночество души: надежда на счастье
Шрифт:
– Они все здесь были?
– Да, первые дни сидел Станислав Николаевич, затем сменила его твоя мама. После десятого дня сказали, что сидеть круглосуточно не обязательно, как тебя разбудят, то сразу сообщат.
– Кто тебе сообщил?
И почему нет Станислав Николаевича? Как он сейчас нужен мне, только он сможет сделать так, что станет легче…
– Мне позвонил Станислав Николаевич утром, попросил всё тебе рассказать.
– Что ещё? – меня насторожило слово всё…
– Он обвинял тебя, когда я пришла в больницу. Я и сама в шоке,
– Оля, он шантажировал меня…Я просто хотела доказать, что это не его ребенок…
Больно, обидно, почему мне не верят? Чувствую, что слезы начинают душить изнутри, подходит истерика, всё тело бьёт крупная дрожь. Через минуту медсестра опять вводит мне в вену мутную жидкость из шприца. Понимаю, что скоро усну, поэтому шепчу:
– Ребенок, где он?
– Его похоронили рядом с твоей дочерью…. Так решил Станислав Николаевич, присутствовал он и твои родители.
Не могу сдержать стон, так как сердце сжалось, словно в железные тиски. Темнота и невесомомость уносят меня в своих спасительных объятиях.
Ещё не прошло действие успокоительного, так как голова немного кружиться, но чувствую, что в палате я не одна. Действительно, сейчас ночь: за окном тьма. Сквозь щель в дверях немного проходит свет, поэтому вижу в кресле мужскую фигуру. Включаю на стене кнопку, и палата освещается дневным светом. Немного заслезились от него глаза, но ерунда – здесь Станислав Николаевич! Наконец-то он пришел…
Во мне моментально всё взбодрилось, от радости даже набегают слёзы.
Протирает сонно глаза, поправляет немного волосы, а затем так внимательно вглядывается в меня, что дух перехватило. Замечаю, что он не брит, даже немного похудел, а под глазами впервые залегли тёмные тени. Продолжая сидеть, Станислав Николаевич хрипло спрашивает:
– Как ты?
Вы тут, вы рядом, теперь мне ничего не страшно! Конечно, этого я не произнесла…
– Голова кружится немного… - мой голос такой писклявый, что самой противно.
– Это от успокоительного совместно со снотворным. Валентин говорит, что завтра ты будешь вставать. Идёшь на поправку.
Он произносит это равнодушно, как будто не рад или мне показалось? Серьёзный, даже холодный взгляд. Нет, не этого я ждала, не таким Станислава Николаевича последнее время видела.
– Наташа, мне очень тяжело сейчас говорить, но ответь – зачем ты пошла на свидание с ним?
Свидание? Мне не послышалось? Нет, какое свидание, я пыталась поставить точку в наших с Димой отношениях.
– Я пыталась объяснить, что это ваш ребенок.
– Ложь! Всё ложь! – просто выкрикивает мне в лицо Станислав Николаевич, пытаясь сдержать себя, уже более тихо, строго продолжает. – Ты снова скрытно побежала к нему, как и в прошлый раз. Можешь не отрицать, водитель хотел быть рядом, но ты его отослала в машину. А твой дорогой Дима уже в прокуратуре всё в ярких красках рассказал. Не понимаю, если ты так хочешь быть с ним, то
Мои мысли никак не могли подобрать нужные слова, просто я не готова к такому повороту. Да ещё это успокоительное никак не перестанет затуманивать разум.
Станислав Николаевич встал, немного подошел ко мне, и почему –то сейчас стало жутко от этого взгляда. Я пытаюсь подобрать нужные слова, защититься от гневных выпадов, но меня перебивают.
– Я простил тебе измену, растоптав свою гордость. Полностью подстроился под твои капризы, пытался дать всё, лиж бы ты была счастлива. Я в прямом смысле ломал себя, ломал свои привычки, надеясь на взаимность.
– Я не хотела…
– Мне уже не важно, больше не вижу смысла продолжать с тобой видеться. Теперь я окончательно ставлю точку, и обещаю, что никак в твою жизнь не вмешаюсь. Смерть ребенка я тебе прощаю, но надеюсь, что мы с тобой больше не пересечемся. Прощай.
Этого не может быть, это неправда! Он ушел, ушел, ушел….
На мои крики прибегает медсестра, потом еще одна, пытаются меня удержать. А как удержать душу, которая горит огнем, беспощадным, сжигающим всё внутри.
Глава 17
28 марта
Сегодня меня выписали, поэтому впервые за месяц выхожу на улицу. От резкого свежего воздуха немного закружилась голова. Беру такси и еду на квартиру, где прямо в коридоре вижу все мои сумки с вещами, которые брала к Станиславу Николаевичу. При воспоминании о нём стало трудно дышать, поэтому быстро пью выписанные мне психиатором успокоительные. Вся мебель в квартире покрылась пылью, сразу берусь за влажную уборку, чтобы не впадать в уныние. Не хочу вспоминать, не хочу изводить себя, хватит! Правильно говорил психолог в больнице, что на этом жизнь не заканчивается, а если даёт такие мне испытания, значит, я справлюсь.
По привычке начинаю повторять позитивные установки, как учили в больнице. Так легче, так проще не думать о произошедшем.
Моё одиночество не было долгим, так как приехала Оля, попутно помогая мне наводить порядок. Она единственная, кто меня понял и поверил, помогла и с показаниями для обвинения. Так сказать, была вместо меня на суде. Я не защищала Диму, наоборот, показала переписку с ним в соц.сетях, так же пришлось показать его шантаж. Но мне было всё равно: жизнь разрушена, и скрывать что-либо уже не имело смысла.
Родителям вначале было непросто смириться с тем, что услышали, неделю не общались со мной. Но всё же любовь к дочери сильнее обид, поэтому за день до выписки, мы впервые сидели вместе и просто плакали. Почему? Не знаю, но стало легче. Пообещала к ним вернуться летом, когда отработаю этот год.
– Ты как хочешь, подруга, но я устала. Давай перекусим, - бросив тряпку, проговаривает бойко Оля.
Наш перекус плавно переходит в распитие вина, принесенное Олей. Да, давно я не выпивала алкоголь, кровь просто загорелась и понеслась по моим остывшим сосудам.