Одиночка

Столица Империи не то место, где рады приветствовать молодого варвара. Её жители преследуют свои цели. И используют для их осуществления любые доступные ресурсы, одним из которых считают мою жизнь. Им нет дела до моего мнения и желаний.

Вот только они не догадываются, как отвечу на их поступки я, охотник из северного

Почувствовал знакомый смрад (я всё в той же комнате). Во рту – привкус крови (прикусил язык?). Отметил, что к боли от ожога на макушке добавились два новых очага – на затылке и на груди. Солома колола спину (лежу на полу?).

– Давай, Хорки, поднимайся!

Я открыл глаза.

Поморгал, прогоняя пелену слёз. Повернул голову, увидел Мирашу. Та сидела на лавке, вытирала тканью лезвие ножа.

– Вставай, вставай!

Я приподнялся на локтях. Боль в затылке усилилась. Картинка перед глазами помутнела – в глазах вновь появилась влага.

– Ты меня ударила, - сказал я. – Похоже, проломила голову. Зачем?

– Так было нужно, Хорки, - сказала Мираша. – Я не нашла другого способа тебя вылечить.

– Вылечить?

Я сел. Вцепился рукой в лавку, чтобы не упасть – комната перед глазами покачивалась.

– Да. Только не от ожогов. С ними ты справишься сам. Я излечила тебя от другого недуга.

Женщина бросила на солому рядом со мной испачканный кровью клочок ткани.

– Вот, полюбуйся. Я ведь не только проломила тебе голову, Хорки. Ещё и шкуру с тебя сняла. Оставь её себе на память.

Я прикоснулся к клочку, развернул его. Увидел на нём два знакомых рисунка – эмблему клана Лизран и знак подчинения. Сообразил, что старуха бросила мне не ткань – кожу. Необработанную, человеческую. Мою.

Я прикоснулся к груди.

И тут же отдернул руку. Сумел не поморщиться от боли.

Увидел на пальцах кровь.

– Сейчас в тебе точно не узнать охотника, Хорки, - сказала Мираша. – Рожа тёмная. Кожа в шрамах и ранах. Башка в крови и ожогах. Ты стал неотличим от человека.

Старуха усмехнулась.

– Жаль, что придется избавиться от такой замечательной маскировки. Приводи себя в порядок, Хорки - обращайся. И поскорее. У нас мало времени.

– Я не могу…

Не договорил.

Взглянул на клочок кожи: на знак подчинения на нём. На нём – не на мне.

Знак лежал на полу – я не сразу понял, что это значит.

А когда осознал, посмотрел на Мирашу и произнёс:

– Спасибо.

– Пожалуйста, Хорки. Поторопись!

Придвинулся к лавке, опёрся об неё локтем. Прикрыл глаза. Почувствовал, как по коже пробежала волна тепла. Она растворила боль.

Такое знакомое, приятное и подзабытое ощущение!

Я обращался в охотника.

Я свободен!

Комната изменилась. Больше не казалась мне пустой и тёмной. Пусть я и раньше прекрасно видел в темноте, но теперь в облике охотника мог рассмотреть каждую трещину на стене, каждую соломинку на полу.

Царившее здесь зловоние распалось на составляющие. Я чётко знал, где сидел, дожидаясь моей победы в полуфинальном поединке Гор. Где мой приятель припрятал сигарету. Уловил запах печёного теста – Мираша недавно ела свежую выпечку.

А ещё я слышал, как скребутся под половицами крысы, как бьётся в груди Мираши сердце, как гудит на Арене многотысячная толпа.

И различил шаги. Знакомые.

Человек пока далеко - только вошел в коридор. Он торопился. Почти бежал.

Шел Вар Брен. Сюда.

– Нам пора, Хорки, - сказала Мираша. – Нужно уходить. Ты победитель – за тобой вот-вот могут прийти. Я уже видела награждение четыре месяца назад. Представляю, как и что в планах организаторов. Тебя наверняка захотят вновь показать публике…

Я коротко рыкнул.

Женщина замолчала. Не испугалась – удивилась.

Привстал на задние лапы, надавил Мираше на плечи - усадил её на лавку. Женщина не сопротивлялась. Лишь вопросительно приподняла брови.

Оттопырил палец с большим черным когтем, прижал к её губам.

– Что? Кто-то идет? Я права?

Кивнул.

– Не успели, - сказала Мираша. – Сколько их?

Оскалил зубы – так всегда получалось, когда я пытался улыбнуться, будучи в образе охотника. Не ответил. Повернул морду к двери.

Вар Брен не заставил себя долго ждать.

Первое, что он сделал, переступив порог – пригладил усы. Посмотрел на меня, на мою одежду, что лежала на полу. Перевел взгляд на Мирашу, спросил:

– Хм, где Везунчик?

Я прыгнул.

Ударил его в грудь, повалил на пол. Вонзил клыки ему в горло. Почувствовал вкус крови.

Мотнул головой – разорвал вар Брену гортань и сломал шею.

– Можно и так, - сказала Мираша, когда я отошёл от своей жертвы. Присела, срезала с пояса моего бывшего командира два мешочка (в том, что побольше, вар Брен хранил зерна карца; в маленьком - звякнули монеты). Бросила их в свой карман.

– Уходим.

Я склонился над лицом вар Брена. Убедился, что человек не дышит. Оскалил зубы.

«Честь не задета».

Вслед за Мирашей перешагнул порог комнаты: запреты людей меня теперь не касались.

Мираша повела меня по коридору в обратную от выхода на Арену сторону. Ушли мы недалеко. Женщина остановилась около неприметной двери, приоткрыла её. Втолкнула меня в тесную кладовку, набитую хламом, пропахшую крысами.

Раздвинула деревянные ящики, взяла спрятанный за ними холщовый мешок.