Одиночка

Салах Алайна

— Дай, — тяну руку к фильтру.

— Не куришь же, — замечает он, но сигарету все же протягивает.

Я разглядываю наполовину истлевший окурок, зажатый между его средним и указательным пальцами, и, отпрянув, издаю смущенный смешок.

— Да, пожалуй, не стоит. Я поеду, наверное. Спасибо, что выслушал. И за то, что с отцом помог.

Поднимаюсь. Пройдусь немного, а потом вызову такси. Температура воздуха стремится к нулю, а у Адиля куртка легкая.

— Такси твое где? — спрашивает он, вставая следом.

Отведя взгляд, я неопределенно машу рукой по направлению

к проезжей части. Там. Вранье сейчас как никогда уместно. Есть шанс, что Адиль предложит меня подвезти, а я не смогу отказаться.

От того, что наконец выговорилась, действительно стало легче. Будто многолетний груз с души упал. Мне ведь совсем не с кем говорить об отце, даже с Димой — сытый голодного не разумеет. В моем окружении только Адиль достаточно голодал.

Глава 23

— М-м-м, какой прекрасный вид с утра, — раздается из дверей кухни, и через пару мгновений на животе смыкаются Димины руки. — Тебе идет эта пижама. Выглядишь как модель из журнала.

— Спасибо, — улыбаюсь я, стараясь не думать, что таких щедрых комплиментов вовсе не заслужила. Сколько можно? Пора включить здоровый эгоизм и перестать истязать себя муками совести. Жизнь одна, в концеконцов, и все совершают ошибки.

— Какие у нас планы на сегодня? — Дима касается губами моей шеи, его голос пропитывается урчащими нотками: — Тебе ведь только вечером на работу?

— Да, вечером. Можем в кино сходить. Там вроде есть пара фильмов с неплохими рейтингом.

Поцелуй опускается ниже, затекает под ворот пижамы. Я позволяю Диме забрать из моих рук кружку с недопитым чаем и разворачиваюсь к нему. Обнимаю за шею, настраиваясь на прикосновения, и напоминаю себе, что этот барьер тоже пора преодолеть. Простить себя и вновь получать удовольствие от секса.

Тихонько смеюсь, когда Дима отрывает меня от пола и сажает на стол. Шучу, что если он ненароком разольет чай, то ему придется убираться. От неожиданного экспромта мне впервые за долгое время удается возбудиться. «Вот и отлично, отлично, — удовлетворенно цокает внутренний голос. — Наконец все налаживается».

— Презерватив у тебя с собой? — шепотом спрашиваю я, запуская руки Диме под футболку.

— Неа, — качает он головой и, расстегнув пуговицу на моей рубашке, неожиданно добавляет: — Зай, а ты про детей когда-нибудь думала?

Меня словно ледяной водой окатывает. На коже озноб, жар в животе в ту же секунду исчезает. Думала ли я про детей? Почему вдруг такой вопрос? Мы ведь совсем недавно съехались.

Упираюсь ладонями Диме в грудь и машинально пытаюсь свести колени, что сделать, конечно, не получается: мешают его бедра.

— Нет, не думала пока, — хриплю я под усиливающееся сердцебиение. — А ты что… думал?

Наши взгляды пересекаются. В зеленой радужке, испещренной хрустальными прожилками, светится воодушевление.

— С недавнего времени да. А что такого? У нас ведь все отлично. Следующий шаг — только свадьба. Содержать семью я смогу, ты знаешь. Ты классной мамой будешь.

Вот оно — то, о чем я говорила Адилю. Нормальные люди не боятся заводить

детей, и мысль о родительстве не вызывает у них паники. У меня же только одно желание — поскорее сбежать из кухни. Столько протестныхмыслей в голове за секунду рождается: что у меня работа, что мы вместе недостаточно долго, что еще рано и нужно всё хорошенько обдумать.

— Эй, Даш. — Дима шутливо теребит мои плечи. — Ты чего замолчала?

Замолчала, так как понимаю, что все вышеперечисленное — чушь собачья. Диму я знаю полжизни и не сомневаюсь, что он будет прекрасным отцом. И он прав: следующий шаг — свадьба, ибо для чего вообще нужно было съезжаться? Отношения, совместные путешествия, предложение руки и сердца, свадьба, деторождение… Разве не этого все хотят? Этого, разумеется. Именно так я видела свою будущую жизнь с самого детства.

— Мне нужно об этом подумать, — бормочу, застегивая рубашку и неуклюже сползая со стола. — Такие вопросы по-другому обсуждаются.

Нахмурившись, Дима ловит меня за талию, пресекая попытку ускользнуть.

— Ну ты куда собралась? Думай, конечно, но секс-то тут при чем?

Я мотаю головой, давая понять, что настрой на секс потерян. Дети — это ведь что-то совершенно новое, невероятное, требующее огромной ответственности. Существа, которые должны расти в абсолютном принятии и безусловной любви. А я сейчас даже себя принять не могу из-за сделанного.

И следом ударяет: что будет, если я забеременею, а спустя какое-то время Дима выяснит, что я ему изменяла? Сможет ли он после этого любить нашего общего ребенка так, как тот заслуживает? Велика вероятность, что нет. Чем не повод усомниться в своем отцовстве и возненавидеть нас обоих: малыша и меня. Разве справедливо заставлять еще неродившегося человека нести ответственность за ошибки взрослого?

— Дим, пусти, пожалуйста, — настаиваю я, выворачиваясь из его рук.

Ложь идентична преступлению. Бывает небольшой степени тяжести — когда спустя время о ней напрочь забываешь, а бывает тяжкой, переворачивающей с ног на голову всю твою жизнь. Моя именно такая. Как бы я ниубеждала себя, что смогу притвориться законопослушным гражданином, каждый день паутина вранья дает о себе знать, опутывая будущее и заставляя до трясучки бояться возмездия.

— И куда ты? — летит мне в спину.

Туда, где дверь запирается на замок и есть возможность побыть одной.

Дважды повернув защелку на двери ванной, я приземляюсь на сиденье унитаза и что есть силы сжимаю виски. Бедный Дима. Он уже не знает, как ко мне подступиться: я то плачу, то злюсь, то замыкаюсь в себе. Тяжело нормальному быть с той, кто таковой лишь притворяется. Что мне делать, а? Может быть, и правда согласиться полететь с его родителями в Лиссабон? Ненадолго отсечь от себя этот город, Адиля, бедового отца и мою ложь? Ходить по ресторанам и музеям с Диминой мамой, слушать рассказы из его детства и заражаться концентрированной нормальностью их семьи. Раньше неплохо получалось, и моментами я ощущала ту самую вожделенную гармонию: когда представления о том, какой должна быть идеальная жизнь, наконец совпадали с реальностью.